Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Безмерно-рад-знакомству-с.
Послышался легкий скрип, и высокие двустворчатые двери гостиной, словно веки внезапно разбуженного исполинского старца, медленно и тяжело открылись.
— Кушанье подано, — обратился к гостям лакей с белоснежной салфеткой через руку.
Приглашенные парами прошли в столовую. В центре выстланной новым паркетом прямоугольной комнаты главенствовал овальный стол с приставленными к нему стульями с высокими спинками. У самого входа в кадках росли два молодых дерева: померанцевое и апельсиновое с уже распустившимися соцветиями. Аромат средиземноморских растений плыл по комнате, заглушая запах горящего
Перекрестившись, гости стали рассаживаться. По существующей традиции мужчины заняли места по одну сторону стола, женщины — по другую, но так, чтобы супруги оказались напротив.
На белоснежной скатерти, среди расставленных кувертов [100] , блюд и соусов, возвышались жирандоли [101] из золоченой бронзы — на пять свечей каждая. Как и подобает хозяйке, Агриппина Федоровна самолично разливала горячее, а лакей разносил на подносе уже полные тарелки.
100
Куверт (уст.) — столовый прибор на одно лицо (прим. авт.).
101
Жирандоль (уст.) — большой фигурный подсвечник (прим. авт.).
— Дивный вкус, господа. Признаться, такого горячего мне еще откушивать не приходилось. Как называется это блюдо? — промакивая белоснежной салфеткой рот, поинтересовался Безлюдский.
— Калья, Григорий Данилович, — ответил Игнатьев.
— А не одолжите-ка на пару дней мне вашего кудесника? Пусть и меня побалует!
— Повар здесь ни при чем. Это сам Родион готовил, — с ноткой гордости объявила Агриппина.
— Что ж, Родион Спиридонович, тогда откройте нам секрет вашего чудодейства, — не унимался обер-провиантмейстер.
— Ну что вы, господа, здесь нет никакого секрета. В калью, как и в уху, тоже кладут рыбу, но только очень жирную: осетра, севрюгу, белугу или большого карпа. Но главная особенность жидкой части этого рыбного супа состоит в том, что наряду с водой в него, примерно наполовину, вливается огуречный рассол. Это надобно сделать минут через двенадцать после варки рыбы в кипящей воде. Не забудьте добавить несколько луковиц, картофель, мелко нарезанные соленые огурцы и, конечно же, свежую икру. Поперчите, посолите, положите петрушку и лук-порей. Варить недолго — примерно с четверть часа. После снятия с огня выдавите в кастрюлю целый лимон. Вот и все. Как видите, Григорий Данилович, ничего сложного. Я научился готовить калью еще в семнадцатом, когда служил в Тифлисе под началом славного Алексея Петровича Ермолова. Это было его любимое кушанье.
— Недавно Родион потерял брегет, подаренный ему генералом на тридцатипятилетие, — с сожалением вымолвила Агриппина.
— Да, видно, обронил где-то. А ведь я их с двадцать третьего года носил, — тяжко вздохнул полковник.
— Имейте в виду, господа, — брегет за мной! А то, глядишь, и восьмое августа на носу! И думай тогда, что выбрать на день рожденья старому вояке! — весело пробалагурил
— Зачем же ждать, господа? Я хотел бы это сделать прямо сейчас. — Самоваров отстегнул цепочку и протянул Игнатьеву золотую луковицу часов. — Примите, Родион Спиридонович, от меня на добрую память.
— Я, право, и не знаю, Иван Авдеевич, могу ли я… Чувствительно вам благодарен, — слегка смутился Игнатьев.
А на лице надворного советника было написано величайшее блаженство и умиротворенность. Иван Авдеевич любил преподносить окружающим неожиданные и приятные сюрпризы. Для него было сущим наслаждением созерцать, как в радостных вспышках человеческих глаз рождается короткое, мимолетное и, к сожалению, быстро проходящее счастье. В такие мгновения ему казалось, что оно вполне осязаемо и представляет собой простую материальную субстанцию — очень похожую на робкий утренний луч, нечаянно забежавший в еще не проснувшуюся комнату.
В столовую внесли жаркое, и настала первая перемена блюд, а значит, пришло время главной здравицы.
— Господа, разрешите предоставить нашему гостю почетное право объявить первый тост, — обратился к присутствующим хозяин дома.
Самоваров встал с наполненным бокалом в руке и, дождавшись, пока поднимется вся мужская половина, громко произнес:
— За государя императора, самодержца российского!
Гости дружно опустошили фужеры и заняли прежние места.
— Скажите, Иван Авдеевич, а какое сейчас в столице самое модное кушанье? — полюбопытствовала хозяйка.
— Макароны, — просто ответил надворный советник и добавил: — Это такое итальянское блюдо, его изобрели в Венеции, изготовленные из муки трубочки. Их некоторое время варят, потом посыпают итальянским твердым сыром «пармезан» и едят. Тут лучше недоварить, чем переварить, однако некоторые гурманы добавляют в воду столовую ложку оливкового масла.
— Наверное, очень вкусно? — заглядывая собеседнику в глаза, поинтересовалась Агриппина.
— Моей жене нравится, а я, признаться, с большим удовольствием променял бы это иностранное диво на наш расстегайчик с вязигой и налимьей печенкой, — усмехнулся Иван Авдеевич.
— А вот что я вам скажу, господа, — накладывая в тарелку кусок фаршированного груздями гуся, начал повествование полковник Игнатьев. — Недавно из Тифлиса мне привезли тамошние газеты, и в «Кавказских ведомостях» я прочел доселе неизвестный факт: один французский лекарь доказал, что питательная и вкусная пища препятствует появлению на лице морщин. Она придает глазам больше блеска, а коже — более свежести и в то же время укрепляет мускулы, потому как морщины суть главные враги красоты, и появляются они единственно по причине сокращения мускулов. После многочисленных опытов он открыл, что при одинаковых обстоятельствах те, кои умеют хорошо и аппетитно есть, выглядят десятью годами моложе других, чуждых этой привычке.
— Я слышала, Иван Авдеевич, что в столице уже давно врачуют без докторов и лекарств. Сказывают, сейчас в моде лечение по методу грефенбергского доктора Присницы: больному пациенту после ужина дают выпить четыре-пять графинов родниковой воды и велят пройти пешком пять верст. Вернувшись домой, надобно незамедлительно опустошить еще два графина и лечь спать около нагретой печи. Наутро страдающий недугом человек самостоятельно излечивается от любой болезни. Это правда? — подняв глаза на Самоварова, супруга обер-комиссара с непроницаемо серьезным лицом ожидала ответа.