Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12

Полонский Виктор

Раскаленный шар солнца уже остыл, но еще не докатился до холодной вершины Демовенда, когда тайное собрание закончилось. Выходили по одному. Глядя в окно, Клим Пантелеевич узнал и второго немца – это был Шольц, частый гость мадам Ренни.

Статский советник не торопился покидать комнату. Следовало дождаться, пока соседний номер совсем опустеет и он, не привлекая внимания, спокойно извлечет трубки из дымохода. Ардашев прилег на диван и уставился в потолок. Да, ему было над чем поразмыслить! «Расследуя убийство русского дипломата, – рассуждал Клим Пантелеевич, – я невольно вторгся в сферу тайной борьбы воющих держав. А сведения, услышанные мною сегодня, были даже более важны, чем личность злодея, посягнувшего на жизнь второго секретаря посольства. И об этом сборище надобно незамедлительно известить Певческий мост. Несомненно, Петербург должен действовать на опережение и ввести войска в Персию. В противном случае на Кавказском фронте может разразиться катастрофа. К тому же совершенно ясно, что убийство Раппа и действия турецко-австро-германских эмиссаров переплелись в тугую косу

взаимозависимых обстоятельств. В результате особое значение приобретает вопрос, связанный с местонахождением документов, переданных покойному. У кого они? Вполне возможно, что они вернулись к сторонникам персидско-германского сближения. В таком случае именно этим и можно объяснить, что план, изложенный в этих бумагах, не претерпел хоть скольких-нибудь серьезных изменений. Скорее наоборот. Все мероприятия, изложенные там, будут даже расширены. Другими словами, никто не беспокоится об утечке информации. Это может произойти только по двум причинам: либо немцам неизвестно о передаче документов русскому дипломату, либо они очень быстро сумели их вернуть. Но тогда, если следовать логике, они должны были устранить источник утечки, то есть Ризу Тихрани. Однако министр жив, здоров и кушает с аппетитом. И они, как видно, ничего о нем не знают. Это выглядит странно, если предположить, что за Раппом шли по пятам. Но есть и другая гипотеза: тот, кто наблюдал за Раппом, убил его только с целью ограбления, а значит, портфель с документами для него лишь дополнительный «трофей». Получается, что преступник не имеет никакого отношения ни к туркам, ни к австро-германцам, ни к правительству Мустафиоль-Мамалека… Бумаги он уже наверняка читал и представляет их ценность, хоть она и недолговечна. Ведь стоит их разработчикам перейти к осуществлению плана – они обесценятся в один миг. Если злодей не идиот, то он должен найти покупателя как можно скорее. А таковых всего два: либо турецко-австро-германский альянс, либо страны Согласия. Очень маловероятно, что преступник попытается обратиться к российским властям с предложением о выкупе. Это было бы равносильно признанию в убийстве. И к англичанам опасно идти, и к французам. И те и другие тот час же не преминут известить Хворостовца. Выходит, остаются только враги. Но их слишком много, и чувствуют они себя в Тегеране как дома. Поди узнай, с кем, где и когда может произойти такая встреча».

Клим Пантелеевич прислушался: за стеной было тихо. Он вновь надел перчатки и разобрал несложное подслушивающее устройство. Уложив все в чемодан, направился вниз и велел коридорному доставить багаж к автомобилю.

Уже через несколько минут статский советник мчался по дороге на Зергенд. Предстояло составить шифрованное донесение, вернуться в Тегеран и передать сведения на Певческий мост. Он так и поступил. Депеша в Петербург ушла поздно ночью. Домой Ардашев вернулся перед рассветом.

XII

Полковник Кукота с раннего утра находился в отвратительном расположении духа. И причин тому было несколько. Во-первых, он вчера изрядно перебрал и теперь страдал похмельем. Во-вторых, французская конфетка – мадам Ренни, возомнив, вероятно, из себя непорочную деву, отказалась от его вчерашнего предложения отужинать в недавно открывшемся русском ресторане. Какое разочарование! А он уже облизывал губы, представляя как эта парижская мамзелька, точно прижатая к стеклу бабочка, будет стонать и охать в его крепких объятиях. Черт! Пришлось опять тащиться к этой ненасытной сорокапятилетней еврейской корове – хозяйке модного ателье. Он с отвращением вспомнил ее довольную улыбку на раскрасневшемся лице и потное, обвислое тело, скачущее над ним… Картина возникла так явно, что его стошнило.

Заграничный посланник Генерального штаба расстегнул ворот и потянулся к стакану с айраном. Сделав несколько глотков, он крякнул от удовольствия и мысленно оправдал себя: «Ведь недаром говорят: на чужой стороне и старушка – божий дар». Третьим удручающим военного агента обстоятельством была шифрованная телеграмма Ардашева в МИД. Текст оказался большой – на целых три страницы! – и, видимо, важный. А статский советник, как назло, воспользовался собственным кодом, который был неведом телеграфисту-шифровальщику посольства. Вот и терзался теперь догадками полковник военной разведки, прикуривая одну папиросу от другой и пытаясь применить свои скудные познания в дешифровке. Остро заточенный карандаш ломался, и цифры никак не хотели сходиться в логический буквенный ряд. Практики офицеру явно не хватало.

Посольский телеграфист, завербованный им еще в прошлом году, конечно, постарается подобрать ключ, но когда ему улыбнется счастье – неизвестно, да и улыбнется ли? «Ну ничего! Всему свое время, – мысленно успокаивал себя разведчик, – посмотрим, как этот чистоплюй, бывший адвокатишка, отыщет убийцу Раппа… И неведомо ему, что покойный коллежский советник зачем-то искал подход к этой французской мармеладинке. Сам видел, как они шептались в Шахском клубе. И не раз. Думали, наверное, что их не заметят. Куда там! Здесь каждый иностранец, как кирпич на дороге: хочешь не хочешь, а в глаза бросается. Эта вдовушка не настолько проста, как может показаться на первый взгляд. Устраивает такие грандиозные банкеты, что никакого наследства не хватит, не говоря уже о репортерском жалованье. Не иначе как работает на французский Генеральный штаб. Осуществляет, так сказать, тайную миссию. Стало быть, моя коллега и союзница. А раз союзница, то давай, милая, давай, голубушка, выполняй свой союзнический долг!»

Полковник улыбнулся собственным мыслям и откинулся на спинку кресла, чувствуя,

как от очередной скабрезной мыслишки ему неожиданно полегчало. Он вновь выпустил в потолок длинную, точно хвост гепарда, струю дыма и мечтательно закатил глаза: «А хорошо бы, если бы она и в самом деле согласилась помочь. Это возможно, если… если Лиди одновременно не работает на немцев. Вот тогда она откажет. Ну что ж, посмотрим, понаблюдаем…»

Кукота вновь тяжело вздохнул, взял новый карандаш и уставился на колонки цифр. «И чего этот ставропольский присяжный поверенный столько нафантазировал? Тоже мне писатель нашелся!»

В тот самый момент, когда военный агент пробовал свои силы в распознавании криптографических тайн, Клим Пантелеевич сидел за рулем «Форда» и медленно ехал по запруженной людьми, муллами и верблюдами Хиабан Насерие – главной торговой артерии Тегерана, ведущей от центра к базару.

Неожиданно его внимание привлек раздававшийся впереди шум. Издалека было видно, как возбужденная орава торговцев кричала, гримасничала и отпускала непристойности женщине, которая, судя по одежде, была европейкой. Как и почему она оказалась здесь без сопровождающего – оставалось загадкой. В этот момент невесть откуда возник казачий офицер, который, вынув из сапога нагайку, принялся хлестать персов налево-направо. Ардашев, нажимая на кнопку клаксона, направил машину в самый центр людского сборища. Толпа расступилась. Казак, увидев приближающийся автомобиль, схватил даму за руку и, продолжая отбиваться плеткой, повлек к машине. Приостановив авто, статский советник нажал на правую педаль, и автомобиль остановился. Беглецы тут же забрались на заднее сиденье. Не переставая давить на кнопку сигнала, статский советник налег на левую педаль, потянул на себя рычаг скорости и отпустил ногу. «Механический фаэтон» сорвался с места и устремился в толпу. Испуганные люди бросились в стороны, и «Форд» скрылся за поворотом.

– Mondieu! Cette canaille!.. [240] – проронила француженка.

– Слава Богу, все неприятное уже позади, – прокричал статский советник, перекрывая голосом шум мотора.

– Клим Пантелеевич! – воскликнул офицер. – Вот уж не ожидал увидеть вас в шоферском шлеме и очках! Вы ли это?

– Здравствуйте, господин подъесаул! Сдается мне, что я подоспел вовремя.

– Это уж точно! Не будь вас, мне бы пришлось наделать дырок в шкурах этих мерзавцев, пристававших к даме. Насколько я понял, вы знакомы?

240

Mondieu! Cette canaille!.. (фр.) – Боже мой! Эти негодяи!.. (Прим. авт.)

– Да, это госпожа Лиди Ренни, собственный корреспондент «Le Figaro» в Тегеране.

Услышав свое имя, вдова молча улыбнулась.

Ардашев перешел на французский. Он представил Летова, а потом осведомился у Лиди, куда ее отвезти. Газетчица тут же пригласила всех к себе домой. И как ни отнекивался Клим Пантелеевич, ему пришлось согласиться.

Стол накрыли во дворе, перед бассейном. По поведению хозяйки было заметно, что бравый казачий офицер ей, несомненно, нравился. Поняв это, статский советник вздохнул с облегчением и мысленно вычеркнул себя из списка ее многочисленных фаворитов.

Со слов Летова выходило, что из расположения части, дислоцированной в Казвине, его неожиданно прикомандировали к русскому военному агенту. В Тегеране он уже три дня. Подъесаул признался, что так и не понял, зачем он понадобился в столице, если даже охранять полковника Кукоту ему не приходилось. Последний обязал его являться к нему ежедневно для выполнения поручений. Однако до сих пор никаких задач ему так и не поставил, отчего офицер чувствовал себя неприкаянным и фактически слонялся без дела. Больше всего он был возмущен наглостью тегеранской черни, осмелившейся приставать к мадам Ренни, несмотря на весьма жесткие положения Корана по отношению к посторонним женщинам. Он поведал, как несколько дней назад случайно оказался свидетелем ужасной расправы: на его глазах Казвинский губернатор повелел палачу отрубить уши крестьянскому парню, влюбившемуся в чужую агди [241] . Ухажер пробрался на эндерун (женскую половину дома) в надежде переговорить с одной из жен, но был замечен и узнан хозяином. Оскорбленный супруг пожаловался губернатору провинции. И тот незамедлительно огласил приговор. Фараши [242] , выполняя приказание вельможи, тотчас же схватили несчастного, скрутили ему руки и подвели к палачу. Экзекутор вынул из-за пояса кривой кинжал и совершенно спокойно, точно срезая с грядки пучки кориандра, поочередно лишил бедолагу обоих ушей. Окровавленный «преступник», взвыв от боли, катался в придорожной пыли. Рядом с ним голосили его несчастные родственники. И это несмотря на то что по конституции 1906 года действовал светский суд!

241

Агди (перс.) – законная жена (прим. авт.).

242

Фараши (перс.) – «расстилатели ковров» – высшая категория слуг в Персии. Вооруженные палками (иногда булавами), они составляли личную охрану шаха и его приближенных, часто приводили в исполнение приговоры, служили курьерами (прим. авт.).