Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— А давайте! — махнул рукой статский советник. — Но с одним условием: за все плачу я.
Померанцев расцвел барбарисом и, разведя руки, изрек:
— С вами трудно спорить.
И прав был журналист: на столике тотчас же появился заварной чайник и чайные стаканы. Не обошлось без порезанного лимона, шоколада «Эйнем», вазы с фруктами и розового винограда.
Вскоре началась официальная часть вечера. Первыми выступили художники. Каждый объяснял свое видение мира и творчества. Время от времени раздавался стук молотка, и из-под красного фонаря выходили напыщенные, как английские лорды, завсегдатаи: Владимир Маяковский, Алексей Толстой, Всеволод Мейерхольд и Аркадий Аверченко. Позже, сорвав аплодисменты, в сопровождении князя Волконского в зал вплыла
Когда официальная часть закончилась, на сцену вышел молодой человек в костюме. Воротник его пиджака почему-то был поднят. На беже-розовой сорочке красовался шелковый бант. Его туфли имели модный желто-коричневый цвет. Он жевал во рту незажженную регалию, держал руки в карманах и молчал, дожидаясь, когда публика, взбудораженная стихами Игоря Северянина, наконец, стихнет. Пронесся шепот: Маяковский. Он молча уставился на одну слишком экзальтированную даму, которая все никак не могла успокоиться и с восхищением повторяла вслух последние строки только что звучавшего стихотворения. Но, встретившись с острым, точно пика, взглядом поэта, блондинка втянула голову в плечи и затихла, как кролик перед удавом. Не отрывая от нее глаз, Маяковский вынул изо рта сигару и разорвал наступившую тишину хлесткими, как удары нагайкой, строками:
Вам, проживающим за оргией оргию, имеющим ванную и теплый клозет! Как вам не стыдно о представленных к Георгию вычитывать из столбцов газет?! Знаете ли вы, бездарные, многие, думающие, нажраться лучше как, — может быть, сейчас бомбой ноги выдрало у Петрова поручика?..Он чиркнул карманной зажигательницей и закурил. И в тот момент, когда пламя осветило его лицо, раздался душераздирающий вопль. Кричала та самая дама, которую поэт только что избрал жертвой и «гипнотизировал». Послышалось чье-то возмущение, кто-то засвистел. С диванов в адрес Маяковского полетели оскорбления. Стихотворец хотел направиться туда, откуда доносились ругательства, но его остановили и увели в другую комнату.
На подмостки выбрался какой-то человек. Он был довольно высокого роста, в костюмной паре и в галстуке, с увесистым носом и аккуратными усиками. Нос-картошка выделялся и, кажется, жил своей собственной жизнью, независимой от остального лица. Теребя цепочку карманных часов, он принялся успокаивать публику, поясняя, что прозвучавшее произведение не имело никакого отношения к гостям.
— Кто это? — осведомился Ардашев.
— Николай Корнейчуков, известен под псевдонимом Корней Чуковский, литератор, — пояснил Померанцев. — Один из завсегдатаев нашего клуба.
— Послушайте-ка, Аристарх Виссарионович, вы помните «Метрессу»?
— Конечно. А что?
— А не могли бы вы прочесть это стихотворение со сцены?
— Могу, но зачем?
— Не сочтите за труд, Аристарх Виссарионович, ублажите! И еще: если вас посчитают автором — не отказывайтесь. Просто молчите, и все. Договорились?
— Ну, хорошо. Раз сам Ардашев просит — отказывать нельзя.
Репортер подошел к Чуковскому, перекинулся с ним парой слов и поднялся на сцену.
Публика затихла. В программе вечера не было ни Маяковского, ни Померанцева. И какой фортель выкинет новый выступающий — было неведомо.
Газетчик оглядел залу и совсем негромко, постепенно добавляя голос, стал декламировать:
ФильдеперсовыеКогда он умолк, зал разразился овациями. Многие вставали с мест и хлопали стоя. Едва он сошел со сцены, как отовсюду к нему устремилась публика. Кто-то жал руку, а кто-то просил автограф. Не успел журналист сесть на диван, как перед ним выросла фигура художника Шкловского, который уже находился в изрядном подпитии.
— Так, стало быть, Аристаша, ты и есть Супостат? — слегка покачиваясь, проронил он.
— Как видишь, — пожав плечами, ответил Померанцев.
— А что ж ты такой псевдоним себе выбрал несовременный? Надо было подобрать что-нибудь модное, на иностранный манер: Джон Бастэд или Вилли Бич [289] , — хохотнул живописец, но тут же подался назад, встретившись с колючим взглядом Ардашева. — Кто это? Почему не знаю? — тихо спросил Шкловский.
289
В данном случае в фамилиях используются созвучные английские оскорбительные слова (прим. авт.).
— А это, сударь, к лучшему, что не знаете, — сухо ответил статский советник. — Я предлагаю вам вернуться на свое место и не загораживать нам сцену.
— Надо же! «Не заслоняйте мне солнце!» — едва слышно возмутился он и шепнул на ухо приятелю: — Аристаша, откуда этот Диоген выискался? Насколько я понял, он мне угрожает, да? — Живописец встрепенулся, пытаясь забросить назад непокорную, то и дело падающую на лоб челку.
— Нет, Шура, тебе никто не угрожает, — в ответ прошептал газетчик. — Но пока не поздно — лучше уйди. Этого человека злить — все равно что с молнией шутить. Не советую.
— Как скажешь, Аристаша, как скажешь. Но знай, с этой минуты ты мне не друг — и даже не собутыльник! — Он вяло махнул рукой и побрел через залу.
Неожиданно вырос официант с новым заварным чайником. Он расплылся в улыбке и, глядя на Померанцева, сказал:
— А это вам.
— Вы ошиблись, любезный. Мы не заказывали…
— Да-с, — ставя на столик, вымолвил он, — я знаю, но один господин велел вам принести. Они изволили еще и записку передать. — Половой выудил из кармана сложенный вдвое лист и передал его газетчику.
Развернув бумагу, Померанцев прочел вслух:
— «Метрессу» прочли изумительно, но зачем присвоили авторство? Нехорошо-с. Автор.
Текст был написан печатными буквами.
— Послушайте, милейший, — остановил официанта Клим Пантелеевич, — а где этот господин?
— Они изволили уйти.
— А как он выглядел? Вы можете его описать?
— Ничего особенного-с…
— Борода, усы, бакенбарды?
— Не помню, но усы точно были.
— А возраст? — не успокаивался статский советник.