Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Странно – полтора часа назад Вера и знать не знала о существовании штабс-ротмистра Немысского, а сейчас ее настолько волновало произведенное на него впечатление…
Поглядев на часы, Вера спохватилась и отправилась на кухню, чтобы велеть кухарке Ульяне собрать ей что-нибудь к обеду. Владимир еще вчера предупредил, что не сможет приехать обедать домой. В последнее время, бывало, по целым неделям не приезжал. В такие дни Ульяна готовила «широкий», как она выражалась, ужин, размахом подобный обеду, а Вера днем ела что-то из оставшегося со вчерашнего дня или просто холодную говядину с подливой – «дежурное» блюдо, которое дома было всегда. Мясо всегда бралось одно и то же – толстый филей, а вот подливу Ульяна разнообразила по своему кухарочьему вдохновению. То морковную готовила, то из чернослива, могла – с тмином, а могла и попросту хрена в
Старалась, как могла, потому и блюдо было «дежурным», вечным, что не надоедало.
Сегодня Вера торопилась. В два с четвертью ожидалось солнечное затмение. День выдался ясным, совершенно безоблачным, благоприятным для наблюдения за этим редким природным явлением. Вера быстро поела, оделась и, снедаемая нетерпением, уже в два часа вышла из дому. На улице было много народу, раза в два, если не в три больше обычного. Кто-то стоял на одном месте, кто-то прогуливался, но все то и дело поглядывали на небо – не началось ли? Стоять на месте одной скучно, поэтому Вера решила пройтись. Дошла по Пятницкой до полицейской части, свернула в Климентовский, а когда вышла на Кузнецкую, то увидела, как луна начала наползать на солнце с нижнего правого края. Само наблюдение большого удовольствия не доставило. Слишком уж медленно закрывалось солнце – целый час. И тьма оказалась не тьмой, а сумерками. Про это писали в газетах, но Вере казалось, что должно быть гораздо темнее. Дожидаться, пока солнце «откроется», она не стала, вернулась домой, где застала кухарку и горничную снова спорящими. На сей раз по поводу затмения. Таисия, как более образованная (она знала грамоту, читала газеты, брала у Веры романы, которые про любовь), пыталась объяснить Ульяне природу затмения, а та не верила. Усмехалась и ехидно спрашивала, как это маленькая луна может закрыть большое солнце. После того как Вера подтвердила, что Таисия права, спор утих, но по выражению лица Ульяны чувствовалось, что она все равно не поверила, просто не хочет спорить с хозяйкой…
Владимир согласился сразу же, уговаривать его не пришлось.
– Прекрасная идея! – одобрил он. – И как мне самому раньше в голову не пришло? У Вильгельмины Александровны очень интересно! Кстати, она нас когда-то приглашала у нее бывать, но в то время я как раз был занят делом Герцика, мотался между Москвой и Тверью и совершенно забыл про ее приглашение. Даже тебе не рассказал, Верочка. Ты уж прости! Как только я увижу Вильгельмину Александровну в клубе, думаю, что послезавтра и увижу, то сразу же напомню ей о том приглашении. Ей, собственно, и напоминать не надо, она на удивление радушная и гостеприимная особа. Не может без общества, одной ей скучно…
«Конечно, скучно, – иронично подумала Вера. – На удивление радушная и гостеприимная особа! Надо же…»
– Только вот… – Владимир осекся на полуслове и виновато посмотрел на Веру, которая сразу догадалась о том, что он хочет ей сказать, но виду не подала. – Такая оказия… Мне в понедельник в большой процесс входить… Лаушкин против Томберга, ты, верно, читала в газетах?
– В газетах в последние дни пишут только про затонувший «Титаник». – Вера постаралась изобразить на лице нечто вроде разочарования. Ладно, что уж теперь поделать? Готовься к своему процессу, я подумаю, кого мне взять с собой…
«Подумаю, кого мне взять с собой» было сказано просто так. Брать с собой было некого. Старые гимназические подруги куда-то исчезли, стоило только Вере выйти замуж (сами тоже повыходили уже почти все), одну-единственную «негимназическую» подругу убили на глазах у Веры и вместо Веры, а новых подруг Вера в супружестве не завела. Владимир работал так много, что они сами не делали визитов и никого у себя не принимали. Редкие балы, на которые они выбирались вдвоем, приносили Вере мало удовольствия. Она любила, чтобы ее окружали знакомые люди, и, еще не успев окончательно войти во взрослый степенный возраст, ценила в людях искренность и открытость. Общество, в котором ей приходилось бывать с мужем, было иным – чопорным в своей степенной солидности, скупым на проявления чувств и каким-то, как выражалась про себя Вера, «замороженным». Так вот и получилось, что единственной своей подругой, пусть и с большой натяжкой, Вера могла назвать дальнюю родственницу, тетушку Елену Константиновну Лешковскую. Но с натяжкой – разница в возрасте, при всей родственной приязни, мешала Вере быть с тетей Леной слишком откровенной. А без откровенности какая дружба? Одно название.
«Одно название», – горько
Но так хочется, чтобы счастье вернулось, чтобы вернулась любовь. Не иметь и не знать – вовсе не так больно, как обладать и утратить. Утекло Верино счастье, как вода из пригоршни. Подразнило и исчезло. А было ли оно вообще? Иногда начинало казаться, что счастье свое Вера придумала или оно ей приснилось. От подобных мыслей недолго и умом тронуться.
Супружеская жизнь… «Венчается раба Божия Вера рабу Божию Владимиру во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…» Все осталось таким же, каким и было, только если раньше порой тянуло уткнуться в подушку и плакать от счастья (иногда ведь и от счастья слезы на глаза наворачиваются), то теперь плакать тянет по совершенно другой причине – как-то все не так, как должно быть, а как должно быть, Вера не знает.
Вечером в пятницу, шестого апреля, Владимир, вернувшись из клуба автомобилистов, что находился на Кузнецком мосту в доме Фирсановой-Ганецкой, сказал Вере, что Вильгельмина Александровна будет несказанно (так и прозвучало «несказанно») рада видеть ее у себя по четвергам и субботам.
– Гости начинают собираться с половины седьмого, но сама Вильгельмина Александровна раньше семи часов не появляется, – предупредил муж. – Это она так сказала. И еще сказала, что завтра ты непременно должна быть у нее. Почему именно, не сказала, она любит заинтриговать какой-нибудь тайной, но намекнула, что ожидается нечто исключительное…
– Я так люблю сюрпризы! – Вера улыбнулась, обняла мужа и поцеловала его в щеку. – Спасибо, Володя.
Муж попытался поймать своими губами ее губы, но она ловко увернулась. Увернулась необидно, так, словно не поняла его намерений, и подумала вслух:
– Интересно, что это такое «исключительное»?
Во вчерашнем номере «Московского листка» Вера прочла, что, «по слухам, до нас дошедшим», в Москву инкогнито приехала актриса Аста Нильсен, звезда мирового синематографа. «Бездну» и «Чужую птицу» с ее участием Вера смотрела несколько раз. С недавних пор она часто стала ходить в иллюзионы. Вначале ходила со скуки, ведь фильмы в отличие от спектаклей показывают днем, да и «премьеры» здесь гораздо чаще, каждую неделю что-то новое идет. А потом втянулась и не только поняла, что синематограф – это такое же искусство, как и театр, но и себя начала представлять на экране. Особенно после проваленного «экзамена» у Южина. Аста нравилась Вере больше прочих актрис, наверное, потому что была очень на нее похожа. Неужели она в Москве?! Впрочем, «Листку» верить нельзя. Такая уж это газета, соврет и недорого возьмет. Особенно с оговоркой про «дошедшие до нас слухи». Но если это правда, то Аста вполне может оказаться в салоне у Цалле. Они же обе немки, или Аста, кажется, датчанка? Но снимается-то все равно в Германии…
Вера и предположить не могла, что завтра в «Альпийской розе» произойдет убийство.
3
«Известно, что во время стрельбы в председателя совета министров П.А.Столыпина он стоял, опершись о барьер оркестра. Одной из пуль, выпущенных убийцей, был ранен в ногу концертмейстер оркестра Гербер. В настоящее время Гербер предъявил иск к киевской охране. Сумма иска составляет 20 тыс. рублей. В своем иске Гербер указывает, что он не только лишился заработка на время лечения, растянувшееся на три месяца, но и поныне по временам испытывает недомогание, мешающее ему работать».