Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
— Мне бы в баньку сходить.
— Зачем вам в баню? В гостинице прекрасная ванная!
— Мне бы бельишко постирать, а в ванной неудобно. Кунцевич расхохотался.
— Господи! Отдайте в прачечную, вам все выстирают, погладят и в номер принесут. Впрочем, прогуляться вам действительно не мешает. А то цвет лица испортится. Но для этого нам необходимо соблюсти некоторые предосторожности.
Вернувшись вечером домой, Кунцевич достал из кармана пальто небольшой пузырек.
— Я купил вам средство для окраски волос. Приказчик клялся, что это лучшее французское средство. Превратим вас из русака в жгучего брюнета.
Из
— А вот это — фальшивая борода, сделанная из натуральных волос реквизитором Александринского императорского театра. Клеить бороду я вас научу.
— Я умею.
Кунцевич удивленно посмотрел на Тараканова.
— Тем лучше. Распорядитесь подать горячей воды, будем вас красить, ну а бороду станете клеить всякий раз, выходя из дому. А с баней придется денек подождать, пусть краска впитается в волосы.
На следующий день Кунцевич милостиво разрешил Тараканову выйти на прогулку.
— Три часа вам хватит. Сходите в городской сад, прогуляйтесь по набережной, пообедайте в ресторане. Посмотрите город, и к пяти — назад.
Кожа под приклеенной бородой постоянно чесалась, а от пронзительного мартовского ветра не спасало даже ватное пальто. Да и солнце давно уже не показывалось. Но Тараканов не обращал на это никакого внимания. Он дышал морским воздухом, любовался морем, окружающими Ялту горами, бродил по тротуарам под сводом тополей и кипарисов. Но первым делом он зашел в аптеку и купил себе беруши.
За неделю наблюдения Матильда так на почту и не пришла.
— Вариантов несколько: либо она уехала из города, либо письмо за нее получил кто-то другой. Либо мы ее попросту проглядели.
— Не могли, Мечислав Николаевич! Она такую наружность имеет, что ее не проглядишь. Да вы сами посмотрите: когда человек на почту заходит, его лицо действительно разглядеть сложно. Зато когда выходит — видите, вот господин как раз вышел из конторы. Прекрасно все черты лица видно.
— Да, вы правы. Тогда я склоняюсь ко второму варианту. А чтобы это узнать наверное, мне придется посетить здешнего почтмейстера и сообщить ему о наших розысках. Вечером я нанесу ему домашний визит. Представлюсь чиновником столичной охраны, разыскивающим политических.
Начальник почтово-телеграфной конторы, обрусевший немец по фамилии фон Фик, сотрудничать согласился неохотно и только после того, как получил гарантии личной безопасности. Вечером следующего дня он сообщил, что письмо из Санкт-Петербурга госпоже Ивановой выдано еще третьего дня, о чем в книге выдачи писем имеется ее собственноручная роспись.
4
— Юноша, больше некому. Наверняка сам отнес письмо. И книгу взял, чтобы Матильда расписалась.
— Какой юноша?
— Я про чиновника, заведующего выдачей заказных писем. Он мне сразу же не понравился, в первый мой визит на почту. Безусый юнец с романтическим взглядом. Госпожа Сафронова-Иванова — дама с изюминкой, при том чадолюбивая, посему наверняка справляется о весточке про любимого ребенка довольно часто. И, следовательно, часто с этим чиновником общается. А такие юноши склонны влюбляться в эдаких femme fatale [11] . Видимо, она успела вскружить ему голову, и он доставил письмо прямо ей на дом.
11
Роковых
— Что же нам теперь делать?
Кунцевич сел и задумался.
— Да-с, положение хреновое. Как бы нам их не упустить. Вы знаете, я же времени даром не терял. Я за эту неделю посетил все злачные места города. Стал своим в курзале, отужинал по очереди во всех первоклассных ресторанах, набережную вдоль и поперек исходил. Но ни Матильды, ни Спектора не встретил. Либо они затаились, либо вовсе из города уехали. Может, почуяли чего?
— Да что они могли почуять! Мы же никому…
— Может, из содержания нянькиного письма чего углядели. Спектор — калач тертый… Подождите! Нянька им написала, что к ней явился какой-то человек и хотел вручить Матильде пять тысяч рублей от неизвестного поклонника. И наверняка написала, что сообщила этому человеку адрес Матильды. Так? Так. А если бы это было на самом деле, то что должен сделать присяжный поверенный?
— Написать Матильде письмо!
— Правильно. Сейчас мы его с вами и напишем. Потом с помощью фон Фика поместим на почту и уж будем смотреть за почтовым юношей в четыре глаза! Попросите у коридорного бумагу и чернила.
— Мечислав Николаевич, письмо-то мы напишем, вот только штемпель на конверте там должен стоять тульский.
Кунцевич аж сел.
— Верно! На штемпель и чиновник, и Спектор обязательно обратят внимание! Да-с, незадача. Были бы мы в Питере, я бы нашел умельца, он бы быстро такое письмо состряпал. Но здесь… — Чиновник поник. Потом встрепенулся. — Надобно порасспрашивать коридорных, горничных, пообещать им награду. В гостиницу ведь много писем приходит, могли и из Тулы поступать. Пусть в мусоре конверты поищут. А адрес я вытравлю и новый напишу, это я и сам сделать сумею.
— Мечислав Николаевич! Разрешите мне на почту сходить.
— Зачем?
— Я перед нашим отправлением из Питера матушке отписал, что в Ялту еду по службе. Она мне ответить должна на почтово-телеграфную станцию, до востребования.
— Господи! У нас все дело рушится, а он про матушкино письмо вспомнил!
— Матушка у меня сейчас в гостях у своей сестры, в Туле, уехала, потому что одной дома скучно. Корову на кухарку оставила и уехала. Так что ответ она мне из Тулы прислать должна. Мать у меня малограмотная, и письмо наверняка тетка писала. А у той почерк каллиграфический, не хуже, чем в конторе присяжного поверенного. Нам останется только имя переделать.
— Так бегите скорее!
Тараканов из Питера отправил два письма, одно в Тулу — матери, а другое — в Каширу, Варваре Антоновне Подпругиной, и получить надеялся два ответа. Но на почте его ждал только один конверт — от маменьки. Он внимательно посмотрел на выдававшего письмо чиновника, но ничего романтического в своем ровеснике в сюртуке с петлицами не имеющего чина не увидел. Получив письмо, Тараканов бросился в гостиницу.
Кунцевич написал список химикатов и послал его в аптеку. Когда Тараканов вернулся, Кунцевич включил настольную электрическую лампу и приступил к алхимическим опытам. Вскоре в комнате нестерпимо завоняло, и, несмотря на дождь на дворе, пришлось открыть окна. Через полчаса письмо высохло. На том месте, где раньше было написано «его благородию коллежскому регистратору Осипу Григорьевичу, г-ну Тараканову», от букв не осталось и следа.