Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10

Персиков Георгий

«Ох ты ж, да что ж я сижу, спешить же надо!» Путаясь в рукавах Георгий выбежал на вечернюю улицу. Неподалеку от тюрьмы в худом домишке под присмотром дюжего унтера трудились над шитьем несколько каторжанок. В зыбком свете тусклой лампы было трудно разглядеть их лица, вроде одна без платка на голове и в чуть другой одежде. С виду обычная измотанная тяжким трудом, замученная жалким бытом женщина.

Родин подал унтеру знак подозвать ее.

– Иди, Аська, доктор до тебя пришел. Или опять кобениться будешь?! Так мигом в Корсаков отъедешь, там вашей сестры-то совсем мало, чай, сладят с тобой, не испужаются!

Подошла высокая женщина с умными, странно насмешливыми глазами.

– Тебя как зовут, милая? Пойдем-ка поговорим, – произнес Родин.

– Осторожнее, господин доктор, не пырнула бы! Вы

б в хате говорили, ежели надо чего, все под защитой будете, – забеспокоился унтер.

Родин досадливо махнул рукой и вышел из душной избы. Следом, неловко запахнув ветхую шубейку, вышла женщина.

– Анастасия Оболонская, урожденная Зданович, – женщина заговорила неожиданно звучным спокойным голосом, и Родин вдруг узнал ее, музу своей безмятежной юности.

Да, в серой арестантской одежде, исхудавшая, постаревшая, с бритой головой, перед ним стояла его юношеская любовь Асенька Зданович, блиставшая на студенческих балах и в музыкальных салонах слушательница Бестужевских курсов, дочь профессора-энтомолога Здановича.

Окончив медицинский факультет, Родин покинул столицу, вернулся к отцу, потом одна война, вторая… Сведения об Асеньке, так нужные ему после окончания университета, приходили все реже, он знал, что она замужем и счастлива, но с тех пор прошло много лет, у него появилась Ирина.

Остерегаясь лишних ушей, Родин заговорил по-французски:

– Ася, невозможно поверить! Да ты ли это?!

– К сожалению, я. Но ты ведь не случайно здесь. Что привело в наши палестины?

Все та же рассудительная умница Ася! Хотя сердце Родина разрывалось от жалости к ней, он сказал:

– Я ищу японского мальчика в сопровождении двух мужчин – не каторжан. Их заметили по дороге в лес. Сегодня мне рассказали, что видели тебя на пороге этого дома с каким-то черноволосым ребенком.

– Да, возможно, это были те, кого ты ищешь: двое сильных здоровых мужчин и мой маленький друг. Они раньше жили в домишке на отшибе, недалеко от школы, я тогда часто играла с мальчиком, теперь ушли, похоже, совсем. – Она вздохнула и продолжила: – Дорога ведет к вырубкам, по ней бревна таскают, но говорят, можно добраться до селения айнов. С незапамятных времен здесь живут, ни на кого не похожи, бородаты и большеглазы, говорят, с небес спустились. Только тут и летом дорога плоха, буреломы в рост человека, а уж как теперь идти, и вовсе непонятно. Одному, без подготовки в нашей тайге делать нечего. Хотя ты человек рисковый – надо ведь, сам к убивице жестокой на ночь глядя прийти не испугался…

Родин, протестуя, взмахнул рукой, женщина улыбнулась привычно горько:

– Знаю, знаю, что обо мне говорят, не оправдываюсь, когда и сама масла в огонь подолью. Так спокойнее.

– Да что же случилось?! Расскажи! Я пойду к губернатору… у меня есть знакомый юрист, правда у него небольшая практика, но пусть потрудится…

Анастасия дотронулась до его рукава, останавливая сбивчивую речь, и тихо и обреченно начала свой рассказ:

– Ты, должно быть, слышал, что я вышла замуж за Алексея Оболонского. Он химик, в свое время учился у самого Менделеева и в наследство ему достались акции Бакинского нефтяного общества. Талантливый ученый, он предложил несколько идей по переработке нефти, сам глава компании благоволил к нему. Мы были очень счастливы, верили друг в друга, в науку, в торжество разума и ясное будущее, у нас родился сын Николенька, жизнь улыбалась. Потом ее улыбка превратилась в злую гримасу, и наконец в дьявольский оскал. Случился нефтяной бум, в деле начали крутиться деньги в суммах, неподвластных обычному разумению, катастрофа не могла не разразиться. Волею судьбы под ее колесо угодили и мы. – Она отвернулась от Родина, голос дрожал. Помолчала и продолжила уже тверже: – У Алексея был брат Владимир, человек довольно никчемный, свою долю наследства он промотал в Бадене и просил нас уступить часть акций для устройства своих финансовых дел. Алексей отказал ему. Я тоже не слишком привечала нового родственника, не понимала и не хотела слушать его двусмысленных намеков. – Асины глаза заблестели, как в лихорадке. Видно, воспоминания причиняли ей боль, а ненависть придавала силы: – И вот обрушилась беда – мужа нашли в гостиной на ковре с ножевым ранением в сердце, а я спала там же на кушетке, сжимая

в руке окровавленный нож. Накануне в гостях был Владимир, привез необыкновенно хмельное испанское вино и рассказывал о своем отъезде в Южную Америку. Улики налицо и все против меня, суд был скорым, Николеньку отдали дальней родне, наследство после смерти мужа досталось брату Владимиру, а я здесь уже три года. – Голос стал тихим, безразличным. За несколько минут рассказа она опять пережила самые тяжелые события своей жизни: – Мужа я оплакала, но надежды увидеть сына почти нет. Я приговорена к пожизненной каторге, и швейная мастерская – это далеко не самое худшее, что ждет женщину здесь, на Сахалине. Ты уже знаешь, что почти всем каторжанкам уготована страшная участь сожительниц. Их попросту отдают поселенцам для помощи в «домообзаводстве». И все почти соглашаются, все же еда, одежда и крыша над головой. Многие довольны – женщин не хватает, их балуют то водкой, то пряником, меня к ним зовут шить наряды. Несогласных нет почти, я да три старухи. Вот работаем в мастерской, еда тюремная, живем в бараке. Заболеть – не дай бог! Наш лазарет ты видел. Так что, думаю, смирюсь скоро, иначе не доживу, не увижу Николеньку. За примерное поведение и послушание могут срок снизить до двадцати лет, надежда, правда, слабая.

Родин слушал страшный рассказ с замершим сердцем.

– Знаешь, Георгий, я же бестужевка, отец ученый, о Боге и не помышляла, а теперь я Ему молюсь все время – вдруг найдут убийцу, вдруг докажут мою невиновность?! Я бы в монастырь ушла – просить о спасении души всех безвинно осужденных.

Анастасия, некогда гордая красавица, одетая в серое арестантское сукно, описывала свои злоключения изящным французским слогом, так неуместным на этой улице рядом с убогой хижиной.

В несчастной женщине, не потерявшей чести, достоинства, старающейся сохранить в ясности разум и в чистоте душу, Георгий снова увидел мечту своих юных лет, милую Асеньку, и поцеловал ей огрубевшую покрасневшую руку. Вокруг них опять была вся любовь мира, которая на минуту поселилась в жалкой лачуге на краю света. Он поможет ей, непременно, обязательно, она будет свободна, их ждет счастливое будущее…

Скрипнула дверь, обеспокоенный караульный вывалился из избы, схватил Анастасию за рукав и втолкнул внутрь.

Очарование минуты рассеялось: Георгия ждала невеста, друг и соратник – рыжеволосая отважная Ирина. Анастасия по-прежнему оплакивала мужа и верила во встречу с сыном.

Глава 19

Колесо медленно шагал, дребезжа железными крючками на тяжелых ботинках, во главе группы из четырех арестантов, несших огромное толстое бревно. Промозглый ветер злобно трепал его лицо, окутанное паутиной морщин. За Колесом следовал Жало, за Жалом – невысокий, смазливый узник Ларин по прозвищу Заяц. Его жилистые пальцы, крепко впивались в твердую кору бурого бревна. Последним еле плелся маленький и забитый Остап Морошко, из проворовавшихся чиновников. Хотя прошлое было у каждого свое, но теперь эти четверо были связаны одной судьбой, буквально и фигурально. Кругом были поваленные деревья и пни, и лишь вдалеке можно было углядеть зеленую полосу густого леса.

Каторжан сопровождал небольшой конвой из четырех вооруженных солдат. Не обращая внимания на грязных узников, они болтали про свои заботы, про теплый ужин и про то, что их ждет в казарме. Смеркалось.

– Да тиф этот что арестантов, что наших косит, – ворчал один из солдат. – Двое уж слегли: Сашка да Ляткин Алеха. Этак в паре будем конвоировать…

До поста оставалось около восьми верст, ничего не нарушало падающую на просеку тень вечера. Узники, казалось, уже устали, их шаг замедлился, пот блестел на почернелых лбах. Однако это лишь так казалось.

– Ну что, фартовые, благословясь, начнем, – тихо сказал Колесо, лицо которого было скрыто в тени. – Заяц, ты жулика взял?

– Да как не взять, взял, – ответил Ларин, протягивая нечто, похожее на маленький нож.

– Вот и слава богу, – молвил Колесо, сплевывая, – отсюда еще три версты до просеки. Там псы отстанут, тут-то мы в лес и соскочим.

Заяц присвистнул сквозь зубы.

– Что же? Нынче бежим?

– Нынче, – ответил Колесо. – Охраны мало. И погода успокоилась.

– Так жратву ж не взяли, – забеспокоился Жало.