Ретроградный меркурий

Рам Янка

Кровь оглушающе долбит в уши, сознание уплывает, в глазах - звёзды.

Я слышу глухой удар! И… облегчение. Судорожно втягиваю воздух. Это больно, блять…

– Детка, ты как?..

Ваня…

Взмахиваю рукой, показывая три пальца.

На троечку я…

Растираю горло.

– Зубы?

Веду языком, проверяя.

– Норм. Нос сломан… И горло, - хриплю беззвучно.

– Ну и как ты могла проебать все оружие, что пришлось вступить в рукопашку?
–

скептически.
– Двойка, Зольникова!

Хрипло усмехаюсь, вытирая кровь рукавами.

Поворачиваю голову.

Тварь сильно покоцана, но ещё жива. И тоже дышит. И тоже надсадно и болезненно.

– Давай, - тянет руку Иван.
– Почки отморозишь.

Вцепляюсь в его руку. Поднимает.

Опираясь на него, рассматриваю Мансурова.

Забираю Ванин ствол.

– Табельный?

– Левый.

Передергиваю затвор. Целюсь в голову. Он открывает глаза…

– Ничего не получится, Диляра… - улыбается он чокнуто.

– Ты думаешь, я не выстрелю?
– дёргаю бровью.

– Мои люди определят, что его телефон был рядом с моим в момент смерти. Подставишь своего Ивана-дурака под хим допрос? Тогда вам обоим пиздец.

– Иван-дурак телефон выложил, - брезгливо смотрит на него Ваня.

Потому что мой Иван, не дурак.

– Всё равно не получится… Ты не сможешь…

– Вань, отойди, ботинки забрызгает.

– Златовласка…

– Чего ты там бормочешь?
– напрягаюсь я.

– Златовласка очень расстроится… - хрипит он.
– Если я не приеду.

– Переживет.

Смеётся.

– В том-то и дело… В том-то и дело… Не переживет. Если я не приеду, ее ликвидирует следом охрана. А она такая… хорошая девочка…

– Ааа!!!
– срывает меня от ярости.

Пинаю его по ребрам. И смотрю как загибается.

– Тварь… Тварь!! Я тебе колени прострелю!

– А я - ей, - выдавливает он из себя.
– Ей будет обиднее, она - балерина.

Отвожу ствол. Иван забирает его у меня.

– Чего делать?
– смотрю на него.

– Полкану звонить.

– Чего там, Виктор? Разрулил?

– Ну… Объявил ЧС в связи с недоверием старшего офицерского состава командованию. Пригнал всех силовиков. Оцепил здание. Заморозил деятельность следственной питерской группы до подтверждения их полномочий на самом высшем уровне. Весело там, короче…

– Телефон мне дай его, - киваю на Мансурова.
– Позвоним полкану.

Иван силой заставляет Мансурова разблокировать. Набирает, подает мне.

– Полковник Зольников.

– Это я…

– Уф… - выдыхает.
– Иван рядом?

– Да.

Кратко описываю ситуацию, не называя имён.

– Я знаю. Лазарев отказался

сотрудничать. Наотрез.

– Что мне делать?

– Во-первых, молодец, что спросила, перед тем, как сделать. Хвалю. Ценю. Во-вторых… отпусти его.

– Что?! Нет!

– Нельзя иначе. Отпускай.

– Вить!…

– Это приказ!

Растерянно смотрю в глаза Мансурову.

Он смеётся окровавленным ртом. Мерзко, как Джокер.

Присаживаюсь.

– Я тебя найду… Я ее найду, а потом тебя, - обещаю я.

Встаю.

– Вань, поехали, - достаю из багажника свое оружие.

– Ща…

Слышу несколько сдавленных воплей. Догоняет меня.

– Чего ты там?

– Стрелялку ему сломал.

– Пальцы, что ли?

– Ага… Кушать хочешь?

Заботливый мой…

– Зверски!

Глава 24 - Нежности

Я сижу у травматолога, лицевого хирурга, в платной клинике. На кресле типа стоматологического.

Иван в белом халате, накинутом на широкие плечи, стоит в дверях. Халатики тут ему не по размеру.

Врач осматривает.

– Операция не понадобится. Но вправить придется.

– Вправляйте.

– Анестезию сейчас сделаю. Аллергия есть?

А я даже не знаю, можно ли мне теперь анестезию. Вспоминаю, как краем уха слышала, что наши девочки говорили: все стоматологические проблемы надо решать до беременности, потому что потом анестезия - это очень вредно для ребенка.

– Не надо анестезию, давайте так.

– Ну что Вы… Это болезненная процедура.

– Да потерплю я.

– Зачем же терпеть?

– Не надо анестезии, - нахмуриваюсь я, делайте так.

– Яра, не гони… - скрещивает руки на груди Иван.

– У вас какие-то противопоказания?

Ну как-то это не феерично сообщать Ивану про ребенка так.

Для него это, считай, сенсация! И надо как-то… праздник ему замутить, короче. Чтобы прочувствовал на полную. Так как за вторым я ни за что не пойду!

– Никаких. Хочу так, без анестезии.

Врач, с вопросом в глазах разворачивается к Ивану. Видимо уточнить, не сумасшедшая ли я.

– Вправляйте, - пожимает Иван плечами.

Врач, попшикав в нос лидокаином, принимается за дело.

С воплем хватаюсь за ручки кресла. Из глаз фонтаном слезы. Но быстро все…

– О… Ммм… Фак! Зольников… - зло рычу я.
– Гад…

– А я то чо?!

– Люблю тебя не могу, - цежу я сдавленно.

– Маньячка!
– закатывает он глаза.

– Это от отека и гематом, - мажет сверху гелем.

На переносицу - широкий телесного цвета пластырь с порами. Лепестками он уходит под глаза.