Реванш России

Делягин Михаил Геннадьевич

Затем, в феодализме, представление о человеке «в полном смысле слова» распространяется на людей соответствующего сословия, преимущественно феодалов и их дружинников; при капитализме оно приобретает классовый характер и касается всех граждан соответствующей страны, обладающих имуществом. При империализме массовое представление о человеке «в полном смысле слова» распространяется на всех не люмпенизированных граждан соответствующих государств (а в «социальных государствах» — и на люмпенов).

Для носителя русской и затем советской культуры было характерно наиболее широкое восприятие этого понятия: человеком «в полном смысле слова» считался любой человек вне зависимости от национальности, культуры, благосостояния

и образования. Именно поэтому носители нашей культуры терпели столь болезненные поражения при столкновениях с представителями обществ, находящихся, например, на стадии разложения родоплеменного строя: они просто не могли представить себе, что отсутствие прямого кровного родства может быть основанием для отношения к ним как к подлежащим забою животным.

Резкое сжатие категории лиц, воспринимаемых носителями «чекистского» проекта в качестве людей «в полном смысле этого слова», свидетельствует об их коллективной деградации, совершенной в исторически кратчайшие сроки (всего-то за полтора десятилетия), до уровня, примерно соответствующего феодальному обществу.

Есть и другие родственные черты.

Так, в основе «чекистского» проекта лежит глубоко укорененное представление о неотчуждаемой и изначально присущей привилегии, признаку избранности, подобной принадлежности к столбовому дворянству.

Эта привилегия, избранность, впрочем, носит не наследственный, а вполне актуальный характер и заключается, например, в дружбе или хотя бы плотном знакомстве с президентом Путиным, относящимся к периоду до его переезда в Москву иди хотя бы к периоду до его превращения в преемника Ельцина в форме назначения исполняющим обязанности премьера. Как сказал один из членов новой аристократии: «У меня единственная должность, с которой никто никогда ни за что не сможет уволить: я друг Путина».

Принципиально важно, что носители «чекистского» проекта, как правило, в принципе не воспринимают категорию развития и, соответственно, категорию времени. Стандартной позицией, на которой базируется их мировосприятие, является искренняя убежденность (а не просто назойливое декларирование) в том, что «нефть будет дорогой всегда, значит, у нас всегда будет денег столько, сколько мы захотим, и, значит, наша власть всегда будет незыблемой».

Адекватность такого подхода и его влияние на национальную конкурентоспособность, да и сама степень его совместимости даже не с общественным прогрессом, а с простым общественным выживанием, представляются самоочевидными и не нуждающимися ни в каких комментариях.

При этом в силу исключительной узости кругозора, агрессивного типа мышления и низкой образованности носители «чекистского» проекта искренне верят в то, что никакой демократии не существует, а выборы в развитых странах определяются интересами коммерческих и политических кланов. При этом они не только не хотят (так как это противоречит их политическим интересам), но и действительно не могут понять принципиальной значимости формальных механизмов, делающих эти частные интересы абсолютно доминирующими.

Точно так же они, как правило, не в состоянии осознать разницу между зловредным «мировым правительством», централизованно дергающим из «мировой закулисы» за нитки, управляющие разного рода марионетками, и сложнейшей, многоуровневой и постоянно меняющейся системой взаимодействия многочисленных непубличных сетевых структур, существующей на самом деле.

Столь застывшее и примитивное сознание, опрокинутое не в будущее, а в прошлое, также представляется характерным для феодального общества.

Представляется необходимым отметить, что российское общество приобрело феодальный по сути характер еще при Ельцине, в результате либеральных реформ (на что первой, насколько можно судить, обратила внимание Ю. Латынина). Централизация и в целом восстановление

государственности, произошедшие при Путине, представляются с этой точки зрения некоторым аналогом перехода от той или иной степени феодальной раздробленности к централизованному феодальному государству, что в целом, безусловно, является шагом вперед.

Однако этот шаг вперед на уровне государственного устройства сопровождался колоссальным откатом назад в уровне доминирующей в государстве идеологии.

Если носители либерального проекта и по сей день хотят встроить Россию в уже существующий мир (причем не ради нее самой, а в первую очередь ради этого мира), то носители «чекистского» проекта хотят заново создать для себя на месте России свой собственный и совершенно особый мир. В этом они обладают значительно большим творческим началом, чем либералы. Носители «чекистского» проекта были бы по-настоящему перспективны с исторической точки зрения, если бы их представления о правильном не базировались бы на их представлениях о прошлом. При этом воспринимаемое ими как образец прошлое не только давно и навсегда изжито, в том числе и нашим обществом (несмотря на все его недостатки), но и искажено их собственным восприятием глубоко и извращенно.

Характерно, что носители либерального проекта во время своего господства были чудовищным образом оторваны от реальности. Просто в силу инерции своего советского воспитания и своей советской культурности они колоссальным образом отставали от вызванной их собственными действиями деградации страны и являлись поэтому (разумеется, с чисто культурологической точки зрения) более передовыми, чем созданное в значительной степени их усилиями государственное устройство.

Носители же «чекистского» проекта, полностью слившиеся с этой реальностью, «переваренные» ею и являющиеся ее неотъемлемой частью, были вполне адекватны ей. В силу этого они смогли обеспечить определенный прогресс государственного устройства, несмотря на то что, успев утратить в ходе социального выживания в условиях реформ значительную часть советского культурного уровня (и не приобретя западного), с формальной точки зрения являют собой на фоне своих предшественников — носителей либерального проекта — ярчайший пример глубокой социальной деградации.

Понятно, что узость социальной базы в сочетании с глубочайшим презрением к подавляющему большинству населения, рассматриваемому исключительно как объект для грабежа, насилия и удовлетворения как личных, так и корпоративных прихотей, объективно требует массового и постоянного применения насилия для поддержания хотя бы относительной устойчивости этой системы.

Это вполне соответствует объективным склонностям носителей «чекистского» проекта — сотрудникам силовых структур, как в личном, так и в корпоративном качестве. С точки зрения отдельной личности, «порог применения насилия» у основной массы носителей этого проекта существенно ниже, чем у обычного человека. С точки же зрения социального слоя насилие является не просто основной и наиболее доступной его членам формой самоутверждения, но и наиболее гармоничным, естественным образом действия, в том числе и коллективного.

В силу изложенного «чекистский» проект представляет собой проект построения в России даже не государственного крепостничества по сталинскому образцу (к которому постоянно апеллируют его носители), но значительно худшего военно-полицейского феодализма с коррупцией, являющейся подлинной основой государственного строя.

Это даже не Нигерия — это Гаити.

Понятно, что в силу как глубокого внутреннего (в том числе и лежащего в области систем ценностей, мотиваций и мировоззрения) различия российского и гаитянского обществ, так и совершенно разных функций, объективно выполняемых ими в мировом развитии, данный проект обречен на неизбежную неудачу.