Реванш титанов. Битва за грёзы
Шрифт:
– Через пару дней станет легче, – утешила Аня, перед тем как они пожелали друг другу во дворе всего хорошего и разошлись по своим квартирам. – Мы, когда на «Рок-Вселенную» ходили, такой же акустический удар заработали. Голову на подушку кладешь, а внутри звучит то «бум-бум», то «умца-умца».
Про себя Борис порадовался, что завтра в офис приезжать не надо. Можно подольше поваляться в кровати и заняться работой уже сильно после одиннадцати утра, а то и часа дня. Мысли его витали где-то далеко, и сосредоточиться на чем-то одном было серьезной проблемой. Мозг словно разом отупел и разучился думать о сложных вещах. В таком состоянии
Дед, засидевшись за чашкой чая и кроссвордом, еще не спал.
– Привет. Как ты тут без меня? – поинтересовался Барни, сбросив в коридоре надоевший рюкзак.
– Неплохо, – с достоинством ответил дед. – С матерью вот твоей пообщался.
Настроение Медведева резво покатилось вниз. Приперлась-таки горе-мамаша, не поленилась! Не поверила, что ее домосед-сын действительно куда-то сбежит на выходные, поэтому пришла с личной проверкой.
– Чего она хотела? – спросил он Семена Степаныча, сердито намыливая испачканные дорожной пылью руки прямо над кухонной раковиной.
– Интересовалась, как мы с тобой живем. Я ее манго угостил. Она была весьма впечатлена.
– Всего лишь? Деда, я ж ее знаю как облупленную. Не могла она только этим ограничиться.
– Ты прав, – кивнул дед. – Она задала мне пару вопросов и получила на них пару ответов. Не могу сказать, что была ими удовлетворена, но других у меня для нее не нашлось.
– Интригуешь, – домыв руки, Барни устало плюхнулся за стол. – И все-таки колись, о чем речь шла, иначе она мне эту же историю шиворот-навыворот преподнесет, а разбираться в ее фантазиях неохота.
– Что ж, изволь. Твоя мама аккуратно поинтересовалась состоянием моего здоровья, после чего перешла к вопросу о наследстве.
Медведева бросило в краску. Позорище какое! Дед, вообще-то, на погост не торопится и особых поводов для пессимизма не дает. Так с чего же такие грубые подкаты?
– Признаюсь, она сумела меня удивить. В своем стиле, разумеется, но все же, – продолжал тем временем Семен Степаныч. – Я сообщил ей давно известный факт, что все мое имущество достанется моему единственному внуку. Она же выдвинула встречный тезис, что если бы Михаил был жив, то стал бы первоочередным бенефициаром. И она в свою очередь надеется, что я учту этот факт и не забуду про вдову своего сына.
У донельзя вымотанного Барни витиеватые слова деда чуть снова не вызвали реальную головную боль. Надо сосредоточиться и сообразить, что к чему. Значит, все завязано на отца…
Секунд через сорок до Бориса дошло, чего же хотела мать. Ему стоило огромных усилий сдержаться и не сообщить на языке арго, что он думает обо всем этом. Остановило лишь то, что дед ханжой не был, но предпочитал по возможности обходиться без мата и ждал от внука того же.
– Решила попытаться для Риты с Костей кусок пирога урвать? А не жирно будет-то?
– Совершенно с тобой согласен, – кивнул Семен Степаныч. – Я был не столь экспрессивен, но смысл моего ответа сводился примерно к тому же. Ей, видишь ли, показалось, что мы с тобой оторвались от семьи. Можно сказать, чрезмерно потакаем собственным желаниям в ущерб остальным ее членам, иначе бы, к примеру, манго не покупали. Что под моим влиянием ты становишься закоренелым холостяком и эгоистом. Я дал ей выговориться, так что многого наслушался. Да не качай
– И что же ты ей ответил-то? Уже прямо любопытство распирает.
– Сообщил, что с любовью отношусь ко всем детям, но родные по крови мне гораздо ближе всех прочих, которых я к тому же видел от силы раз десять за всю их жизнь. И к воспитанию которых я не имел вообще ни малейшего касательства. Плюс дополнил, что мой единственный внук отнюдь не эгоист и не одиночка, у него все впереди. А если родная мать искренне желает ему счастья, пусть хотя бы ненадолго оставит его в покое и перестанет теребить по поводу и без оного. На том и раскланялись.
– Прости, что тебе пришлось все это выслушать, – повинился Медведев. – Безумно стыдно, что она осмелилась сказать это тебе в лицо. Это я виноват…
– В чем? – перебил его Степаныч. – Только в том, что два человека когда-то встретились и вместе создали тебя? Так тебя на тот момент как сознательной единицы в природе не существовало. А что до прочего, не нами сказано, что сын за отца не отвечает. В твоем случае – за мать, но сути дела это не меняет. Так что, Боря, не трать серое вещество на ерунду, у тебя слишком светлая голова для темных мыслей. А про маменьку твою и ее хитрую философию я с самого начала все понимал. Но Миша ее выбрал, и этот выбор я уважал, особенно когда они подарили мне тебя. Поэтому не переживай понапрасну. Валидол мне после ее визита не потребовался, а остальное все чепуха, не стоящая нашего внимания. Лучше вон выпей чайку да ползи-ка спать. А то еле на ногах держишься после вашего фестиваля. Эх, где мои тридцать лет! Золотое время было. И на охоту смотаешься, и на рыбалку, и с женой на танцы, пока малыша бабушки-дедушки нянчат…
Подумав, Медведев совершил над собой еще одно усилие и принял душ. Вот теперь точно полный порядок, к команде «отбой» готов.
Вопреки надеждам, быстро уснуть не получилось. Барни ворочался с боку на бок и поневоле вспоминал свои ночевки на фестивале. Во вторую ночь он, смежив веки, уже совершенно сознательно вызвал нужное сновидение, но вот же странная штука, почему-то Медведев вдруг оказался не там, где собирался, а ярусом выше, а когда нашел нужную лестницу вниз, ее крест-накрест перегораживала пластиковая красно-белая лента, к которой был приторочен лист формата А4. На листе явно наспех было выведено корявым почерком: «Вход запрещен». Борис с легкостью нырнул под ленту, но тут появился охранник и поинтересовался:
– Читать разучился? Сказано, вали отсюда, закрыто.
Наверное, можно было ввязаться в конфликт – Барни знал точно: сон принадлежал только ему. Но почему-то лезть на рожон не захотел. Да и прогнавший его охранник обратился к нему безо всякой злобы, скорее, с усталостью. Мол, ходят тут всякие неслухи, а серьезным людям приходится на них свое время тратить.
Так что пришлось возвращаться наверх, а поскольку там совершенно нечем было заняться – тихонько переходить в обычный сон, безо всякого контроля над видениями. Зато пробуждение выдалось не таким экстремальным, как в прошлый раз. Медведев проснулся совершенно самостоятельно, как только на сцене заголосила первая из играющих в воскресенье команд. И попробовал бы кто-нибудь нежиться в дреме под эти дикие завывания мимо нот и инструментов.