Ревекка и Ровена

Теккерей Уильям Мейкпис

Повторяю, что описание его подвигов способно наскучить читателю, ибо одна битва похожа на другую. Я ведь не пишу роман в десяти томах, подобно Александру Дюма, ни даже в трех, как другие великие писатели. Недостаток места не позволяет мне перечислить все славные дела сэра Уилфрида. Но было замечено, что, взяв мавританский город, он всякий раз отправлялся в еврейский квартал и настойчиво расспрашивал иудеев, коих в Испании было множество, о Ревекке, дочери Исаака. По своему обыкновению, он выкупил многих евреев и так шокировал всех этим поступком, - равно как и явной благосклонностью, которую он оказывал этому народу, - что Великий

Магистр ордена Сант Яго сделал ему замечание и, вероятно, предал бы его в руки инквизиции для сожжения; однако беспримерная отвага Айвенго и его победы над маврами перевесили его еретическое благоволение к сынам Израиля.

Славному рыцарю довелось участвовать в осаде Ксиксоны в Андалузии, где он, как обычно, первым вступил на крепостную стену и собственноручно уложил мавританского коменданта и несколько сотен защитников крепости. Он едва не сразил и альфаки, то есть губернатора, старого вояку с кривой саблей и белоснежной бородой, но двести его телохранителей заслонили своего начальника от Айвенго, и старик спасся, оставив в руках английского рыцаря лишь клок своей бороды. Покончив с чисто воинскими обязанностями и предав смерти остатки гарнизона, тех, что не успели бежать, славный рыцарь сэр Уилфрид Айвенго уклонился от участия в дальнейших деяниях завоевателей злополучного города. Там разыгрались сцены ужасающей резни; и боюсь, что христианские воины, разгоряченные победой и опьяненные кровью, проявили в час своего торжества не меньшую свирепость, чем их противники-мусульмане.

Самым жестоким и беспощадным из них был рыцарь ордена Сант Яго дон Бельтран де Кучилла-и-Трабуко-и-Эспада-и-Эспелон; носясь, словно демон, по побежденному городу, он без разбора убивал мусульман обоего пола, недостаточно богатых, чтобы он мог рассчитывать на большой выкуп, или недостаточно красивых, чтобы подвергнуться участи, более жестокой, чем смерть. Насытясь резнею, дон Бельтран поселился в Альбэйцене, где прежде жил альфаки, чудом спасшийся от меча Айвенго. Богатства альфаки, ею рабы и его семья - все досталось победителю Ксиксоны. Среди прочих ценностей дон Бельтран со злобной радостью увидел щиты и оружие многих своих соратников, павших в роковой битве при Аларкосе. Вид этих кровавых реликвий еще более разжег его ярость и ожесточил сердце, и без того не склонное к милосердию.

Спустя три дня после взятия и разграбления города дон Бельтран находился во внутреннем дворике, где еще недавно сиживал гордый альфаки; он возлежал на его диване, облаченный в его богатые одежды. Посредине двора бил фонтан; рабы мавра прислуживали грозному христианскому победителю. Одни обмахивали его опахалами из павлиньих перьев, другие плясали перед ним или пели мавританские песни под жалобный звук гуслей; а в углу раззолоченного покоя единственная дочь старого мавра, юная Зутульбэ, прекрасная как роза, оплакивала опустошенный отцовский дом и убитых братьев, цвет мавританского рыцарства, чьи головы чернели под солнцем на наружных стенах.

Дон Бельтран и его гость, английский рыцарь сэр Уилфрид, играли в шахматы, излюбленную игру тогдашних рыцарей, когда прибыл посланец из Валенсии, чтобы договориться, если возможно, о выкупе уцелевших членов семьи альфаки. Дон Бельтран зловеще усмехнулся и приказал чернокожему рабу впустить посланного. Тот вошел. По одежде в парламентере сразу можно было узнать еврея, - в Испании они постоянно посредничали между воюющими сторонами.

– Я послан, - начал

старый еврей (при звуках его голоса сэр Уилфрид вздрогнул), - я послан его светлостью альфаки к благородному сеньору, непобедимому дону Бельтрану де Кучилла, чтобы предложить выкуп за единственную дочь мавра, утешение его старости и жемчужину его души.

– Жемчужина, иудей, вещь весьма драгоценная. Сколько же предлагает за нее сарацинский пес?

– Альфаки даст за нее сто тысяч дирхэмов, двадцать четыре коня со сбруей, двадцать четыре набора стальных доспехов, да еще алмазов и рубинов на сумму в миллион динаров.

– Гей! Рабы!
– прорычал дон Бельтран, - покажите-ка еврею мою золотую казну. Сколько там сотен тысяч монет? Внесли десять огромных сундуков и извлекли из них тысячу мешков по тысяче дирхэмов в каждом, а также несколько ларцов с драгоценностями - рубинами, изумрудами, алмазами и гиацинтами - при виде которых глаза старого посланца алчно заблестели.

– А сколько у меня коней на конюшне?
– спросил далее дон Бельтран; и главный конюший Мулей насчитал их три сотни, с полной сбруей; были там и богатые доспехи для такого же числа всадников, сражавшихся под знаменем отважного дона Бельтрана.

– Не нужны мне ни деньги, ни доспехи, - сказал грозный рыцарь, - так и передай своему альфаки, иудей. А дочь его я оставлю у себя; будет кормить моих собак и чистить кухонную посуду.

– Не отнимай у старика его дитя, - вмешался Айвенго, - ты видишь, доблестный дон Бельтран, что она еще совсем ребенок.

– Она моя пленница, сеньор рыцарь, - хмуро ответил дон Бельтран, - а своим добром я распоряжаюсь по-своему.

– Возьми двести тысяч дирхэмов!
– вскричал еврей.
– Возьми сколько хочешь! Альфаки отдаст жизнь за свое дитя!

– Подойди-ка сюда, Зутульбэ, подойди, сарацинская жемчужина!
– вскричал свирепый воин.
– Подойди поближе, черноглазая гурия Магометова рая! Слыхала ли ты о Бельтране де Эспада-и-Трабуко?

– При Аларкосе было трое братьев, носивших это имя, и мои братья убили христианских собак!
– сказала гордая девушка, смело глядя на дона Бельтрана, который затрясся от ярости.

– А сарацины убили мою мать, вместе с младшими детьми в нашем замке в Мурсии, - сказал Бельтран.

– А твой отец в тот день трусливо бежал, да и ты тоже, дон Бельтран! воскликнула неустрашимая девушка.

– Клянусь святым Яго, это слишком!
– завопил разъяренный рыцарь; раздался крик, и девушка упала, пронзенная кинжалом дона Бельтрана.

– Лучше смерть, чем позор!
– воскликнула она, лежа на окровавленном полу.
– Я - я плюю на тебя, христианский пес!

– Расскажи обо всем своему альфаки, иудей, - крикнул испанец, пнув ногою прекрасное тело.
– Я не отдал бы ее за все золото Берберии. И старый еврей вышел, содрогаясь; вышел за ним и Айвенго.

Оказавшись во внешнем дворе, рыцарь сказал еврею:

– Исаак из Йорка, неужели ты не узнал меня?
– И, откинув капюшон, он посмотрел на старика.

Старый еврей устремил на него безумный взгляд, рванулся вперед, словно желая схватить его за руку, но задрожал, отпрянул и, закрыв лицо морщинистыми руками, сказал горестно:

– Нет, сэр Уилфрид Айвенго, нет, нет, я не знаю тебя.

– Пресвятая дева! Что случилось?
– произнес Айвенго, в свою очередь, бледнея как смерть.
– Где твоя дочь? Где Ревекка?