Реверанс со скальпелем в руке
Шрифт:
– Что еще вам необходимо знать, мадам дю Белли? – склонился ко мне доктор.
– Как менялся характер болей… когда и где заболело вначале и как сильно? А потом… а сейчас…а вот так… а если здесь? – пытали мы и тыкали в мужика пальцами.
– Не бойтесь, голубчик, все будет хорошо. Ничего страшного с вами не случилось, - успокаивала я то ли побелевшего от страха и боли мужика, то ли себя?
Пощупала его лоб рукой, для уверенности еще попробовала губами...
– Вывезите как-то... вытащите старого. Дешам...? Котелок свой отдам - новый, медный, - страдальчески шептал он, смешно шевеля усами… А меня трясло – грамм
– Готовим операционный стол?
– решилась я, - мэтр, подготовьте, пожалуйста... нужное средство. И… и…
– Что, мадам дю Белли?
– вытаскивал он за уши мой авторитет.
– Пусть отпилят ножки у стола… на ширину вашей ладони, везде одинаково – мне высоко, - шепнула я ему на ухо, - Жак... если не попытаться, он точно умрет. И в муках. Вы оперировали подобные случаи?
– Всегда предпочитал муки не усугублять. Вы уверены в сибирских методиках?
– Я точно знаю, что иначе исход будет летальным - без сомнений.
– Дерзайте, Мари... я прикрою, если что. Вы не должны бояться и сомневаться тоже, - и чуть громче добавил - на публику: - Мне нужна помощь - вынести стол, укоротить...
Желающих помочь оказалось навалом.
И это случилось…
Наблюдатели (а они никуда не делись и расходиться отказывались) были отогнаны Дешамом на расстояние десяти шагов. Пациент был раздет, обмыт, зафиксирован на столе ремнями, накрыт стерильной простыней с разрезом в месте будущего оперативного вмешательства. Под поясницу ему была подложена подушечка – операционное поле должно чуть возвышаться над остальным телом.
Повязав косынками на манер колпаков головы себе и доктору, напялив и на него тоже белый передник… тот самый – от шеи до пят, намыв после этого руки щелоком по три раза… мы приступили. Пациент спал, всхрапывая, а над поляной разносилось вначале показательно спокойное, а потом сдержанно отрывистое:
– Всегда выполняем разрез ниже линии, соединяющей две передневерхние ости подвздошных костей. Протираем коньяком... И-и-и… проходим кожу… рассекаем апоневроз наружной косой мышцы… Крючки, пожалуйста… Разделяем мышцы… рассекаем поперечную фасцию и брюшину… И что мы видим в операционной ране?
– червеобразный отросток слепой кишки… в воспалённом состоянии. Хорошо вошли. Пинцет, мэтр. Мобилизуем купол слепой кишки, ищем основание… влажная салфетка… выводим купол в рану… кишку постепенно поднимаем вперед путем попеременной тракции в краниальном и каудальном направлениях…
Будто автомат… в машинальном каком-то бреду и вместе с тем совершенно осознанно… я рисковала и решалась мгновенно. Не оказалось зажимов нужной формы, чтобы раздавить основание отростка, и для перевязки его я взяла льняную нить – так меньше шанс прорезаться сквозь… После иссечения скальпель, загрязненный содержимым кишки, улетел в сторону под общий потрясенный вздох… Совместные действия с Дешамом не были отработаны. Иногда приходилось повторять просьбы несколько раз – спокойно, ровно, не повышая голоса… показывать что мне нужно, доставать самой, если это было возможно. При выходе и ушивании нарисовались свои сложности…
А еще кто-то бормотал что-то за спиной, шумела листва, чирикали птицы, но самое страшное – больной между храпом надсадно стонал… Наркотический сон то ли был недостаточно глубоким,
Обработав шов и наложив повязку, я ополоснула руки… и вдруг поняла, что люблю Шонию.
Послушала дыхание, проверила зрачки и прощупала пульс на шее пациента... Взгляд мельком обежал пёструю толпу и остановился на иссеченном отростке внутри влажной салфетки... И я благополучно осела возле операционного стола на траву – в обмороке. Может потому, что граммов двадцать коньяка я все-таки…того? Глоток всего. Да оно не особо и взяло... зато расслабился тугой панический узел где-то внутри. Просто нужно было как-то решиться. А Дешам сделал вид, что так и надо. А Мари могла быть непривычна к крепкому алкоголю...
Глава 11
– Такси!
– дернулся Георгий к проезжающей мимо машине и, увидев, как водитель, тормознув, махнул ему рукой, быстро обошел машину и заглянул внутрь.
– Шустрей… - недовольно проворчал таксист и, дождавшись, когда он сел, стал сдавать назад.
– Проблемы? – не понял его тона пассажир, потом кивнул: - А-а… могут быть предъявы – очередность?
– Стояли бы оба в очереди, тебе нужно?
– Да нет…считай - обоим повезло, - усмехнулся Шония.
Его сжирало нетерпение… какой там в очереди! Тут ощущение - машина на месте стоит, а не выжимает на объездной разрешенный максимум.
Две недели его не было в городе. Устал, как ездовая собака, сутки в поезде… и почему так – непонятно. Новый чистый вагон, постельное с нуля, биотуалет, а чувство - месяц не мылся. Жрать охота, опять же… нервное напряжение последних дней отбивало аппетит напрочь. Зря дал себе установку… пытался бороться со своим безумием, хотя бы загнать его в приемлемые рамки – принципиально не звонил в отделение сам. Поручил старшей сообщать, если возникнут вопросы или появятся новости. Выдерживал характер, а сейчас понял, что сам дурак. О чем тут…? Если внутри весь - комком и колотит… а душа несется впереди машины!
Но таксиста не торопил – слишком часто торопыги попадали на его стол.
Хотел ведь все по-людски – сразу домой… Даже предупредил Нуцу о времени приезда. Волевым усилием давил в себе неистребимую потребность - в который раз уже! И опять сдался, понимая, что - нет… просто не сможет – говорить что-то, пихать в себя еду, радоваться дому, даже нормально общаться с пацанами – чтобы все внимание, весь его интерес – только им и без посторонних мыслей. Дети огромная и важная часть его жизни. Но только часть.
Поздно понял – чем на самом деле жил все эти годы, что делало жизнь полной и цельной. Жалел, что уступил тогда Машу другому – легко, послушно. Не боролся за неё, не добивался и не уберег…
Первый раз увидел её в перевязочном – случайно, на бегу. Лето тогда было какое-то дурное – жарко, парко. Девчонки в отделении совсем легко одеты, пуговички максимально расстегнуты – радость глазу и не только... Он тогда только пришел на стажировку, но уже поглядывал, присматривался в предвкушении и даже авансы успел получить - улыбками, долгими взглядами. А мужику вообще трудно не смотреть и не думать, когда под тонюсенькими халатиками и костюмчиками белья - самый минимум. Пациенты с болями и те шеи сворачивали.