Ревет и стонет Днепр широкий
Шрифт:
— Знаю, знаю, батенька! Сбивал вас всех с толку Юрий Пятаков! А ситуации там у вас, на Украине, действительно сложная и запутанная. Сам черт ногу сломит! — Ленин опять засмеялся. — Но мы, большевики, чертей не боимся и всю эту путаницу, бог даст, распутаем! Особенно сейчас, когда вы имеете, наконец, свое украинское советское правительство! Поздравляю вас, поздравляю от всей души!
Ленин положил Затонскому руку и на другое колено и сжал их, потряс, заглядывая в глаза ласковым, сияющим, веселым взглядом.
— Рассказывайте же, рассказывайте все! И о деяниях вашего правительства, и о… злодеяниях «вашей» Центральной рады? Рассказывайте,
До сих пор Затонский не вымолвил ни слова — говорил один Ленин; теперь говорить надо было ему. И — странная вещь — он начал говорить спокойно, вдумчиво, коротко: ведь у Ленина так ограничено время! Словом, Владимир Петрович вполне овладел собой, собственно — и овладевать не было нужды: с Лениным, в самом деле, было просто и легко, как со старым, давнишним знакомым, как с ровней.
Ленин слушал внимательно, иногда кивая головой: это, мол, мне уже известно, повторять не стоит, — и тогда Затонский старался пропускать все то, что из официальных бумаг и телеграфных переговоров между Народным секретариатом и Советом Народных Комиссаров должно было быть известно в Петрограде. Он нарисовал обстановку на Украине, в которой развивалась борьба между Центральной радой и местными Советами депутатов. За Центральной радой — вооруженные силы, регулярные армейские части, но местные Советы опираются на широкие слои трудящихся и, когда дело доходит до противодействия Центральной раде, трудящиеся тоже берутся за оружие.
— Владимир Ильин, — сказал Затонский, — мы считаем, что обстановка в стране нам благоприятствует, и думаем, что настало время от стихийных восстаний тут и там перейти к организованным и решительным военным действиям против центральной рады.
— Правильно! — воскликнул Ленин. — К наирешительнейшим действиям! И безотлагательно… Прямая или косвенная поддержка радой калединцев служит для нас безусловным основанием для военных действий против рады и возлагает на раду всю ответственность за продолжение гражданской войны, начатой буржуазными классами разных наций и совершенно безнадежной, ибо огромное большинство рабочих, крестьян и армии решительно стоят за социалистическую советскую республику!
Ленин поднялся с кресла и взял трубку телефонного аппарата:
— Сегодня ночью свяжите меня, пожалуйста, прямым проводом с Антоновым–Овсеенко в Харькове.
Он вернулся на свое место и сказал Затонскому:
— Антонов–Овсеенко — молодец: приветствую его энергическую и безжалостную борьбу с калединцами! — Ленин вдруг захохотал. — В особенности хвалю и приветствую арест миллионеров–саботажников и заключение их в вагоне первого и второго класса!.. Это, батенька мой, не просто веселый анекдот, а реальный способ прибрать к рукам обнаглевшую буржуазию…
Затонский смотрел с недоумением.
— Ах, да! Вы же, верно, еще не слышали! Это произошло, пока вы ехали из Харькова в Петроград!
И, весело смеясь, Ленин рассказал, в чем дело. К Антонову–Овсеенко пришли рабочие харьковских заводов с просьбой помочь им получить задержанную хозяевами заработную плату. Антонов–Овсеенко пригласил к себе на вокзал, где стоял его поезд народного комиссара по борьбе с контрреволюцией, пятнадцать крупнейших капиталистов Харькова, принял их в роскошном вагоне — «микст» и предложил немедленно выплатить рабочим один миллион рублей наличными. Заводчики отказались. Тогда Антонов–Овсеенко сказал, что они останутся в вагоне, пока деньги
Ленин смеялся:
— Это я, я — признаюсь — посоветовал пригрозить им полугодом принудительных работ в шахтах… И что бы вы думали, батенька? Деньги нашлись. Не по нутру, не по нутру буржуазии физический труд!..
Но Ленин тут же оборвал смех и сказал озабоченно:
— Сегодня ночью буду говорить с Антоновым и дам ему наказ — поддержать вас в борьбе против Центральной рады. Должен управиться на два фронта — и против Каледина и против рады! Тем более что это один фронт — и принципиально и даже практически: под Лозовой и Синельниковом радовцы и калединцы шли в бой плечом к плечу. Трогательное единение украинских сепаратистов с русскими великодержавниками — во имя всероссийской контрреволюции!.. Что ж… — Ленин развел руками, — мы тоже будем действовать сообща во имя социалистической революции: украинские и русские большевики!
У Затонского радостно и торжественно было на душе: вот оно — главное, единственно правильное, освященное самой историей — единение в борьбе, общность действий двух братских народов, украинского и русского! Вот и начинает претворяться в жизнь важнейшая миссия, с которой прибыл он сюда: установление самой, тесной связи между двумя советскими правительствами на путях социалистической революции!..
— Мы уверены, — сказал Затонский, — что большую помощь окажут нам и пролетарии донецких шахт и рудников Криворожья. Тысячи донецких и криворожских красногвардейцев дерутся сейчас с Калединым, но, громя калединскую и корниловскую белую гвардию, красногвардейские отряды выходят на стык белых с гайдамаками Центральной рады. Мы надеемся, что они не остановятся на рубежах Донецко–Криворожского края, а пойдут дальше, перемалывая в боях гайдамацкие сотни и курени «вильных козаков»…
— Безусловно! — подхватил Ленин. — И я уже говорил об этом с Артемом Сергеевым: он позавчера был здесь. Кроме того, сейчас, когда Екатеринослав стал советским, вам гарантирована помощь екатеринославской Красной гвардии.
Ленин снова вскочил и снял телефонную трубку.
— Пожалуйста, — сказал он, — выясните, налажен ли уже прямой провод с Екатеринославом?.. Ах, нет?.. Очень, очень жаль!.. Тогда прошу, когда свяжете меня ночью с Антоновым–Овсеенко, предупредите Харьков, что от меня будет телеграмма в Екатеринослав Орджоникидзе — пускай передадут ее дальше по полевой связи.
Повернувшись к Затонскому, Ленин объяснил:
— Серго уже в Екатеринославе, организует там советский аппарат, налаживает продовольственное дело и займется подготовкой военных операций. Я передам ему, чтобы все вооруженные силы, которые возможно будет снять с противокалединского заслона, были переброшены через Днепр в направлении на Знаменку — против «ваших» гайдамаков и «вильных козаков».
Затонский зачарованно смотрел на Ленина: как органично сливались у него — одно из другого вытекая, одно в другое переливаясь — слово и дело. Идея рождалась в разговоре, тут же находила свое выражение и сразу же претворялась в конкретное действие. Не прошло и десяти минут, как они заговорили о войне с Центральной радой, а уже Ленин не только указал три канала реальной помощи, но и наметил людей, которые осуществят это, и подготовил все, чтобы не откладывая передать им свой наказ. Как он умел не только обдумать проблему и найти решение, но тут же принять на себя его реализацию.