Ревизор: возвращение в СССР 15

Винтеркей Серж

– Да, дела, – отложил я письмо. – Дорогая, напомни, где ты в Брянске училась на заочном, в БИТМ? – Галия кивнула. – А факультет?

– Экономики и управления, кафедра философии, истории и социологии.

– Так и напишем, – улыбнулся я. – Славка спрашивает, куда Эмме учиться идти так, чтоб из Святославля не уезжать.

– Ей на работу устроиться надо, чтобы на заочное поступить, – подсказала жена.

– И то верно! Спасибо, что напомнила.

Сел писать Славке ответ. Тут же вспомнил, зачем к главбуху

ходил.

– Кстати, мама с Аришкой в субботу приедут. Договорился с Анной Аркадьевной насчёт дивана и маленькой кроватки. Она будет ждать тебя завтра на фабрике. Выбери цвет и модель дивана сама, пожалуйста, а то я не доеду туда никогда.

Сразу решил оставить деньги и ещё одну книгу для Анны Аркадьевны, пока помню.

Дописал письмо Славке, запечатал, подписал конверт и положил перед зеркалом в коридоре, чтобы завтра не забыть в ящик почтовый кинуть. Стою перед зеркалом и думаю, что-то мне никто давно не звонил.

Тут раздаётся телефонный звонок. Аж рассмеялся, глядя на своё отражение. Кто, интересно? Может, в Верховном Совете уже созрели?

Но это оказался Сатчан.

– Ну, что, – поздоровавшись заявил он, – принято решение по итогам вашего рейда продолжить работу силами вашей же команды.

– Да ладно! – разочарованно протянул я. – Опять в этот гадюшник идти?

– Вы уже в курсе, что там, да как и где, – продолжал он. – Это официальная версия.

– А неофициальная? – напрягся я.

– Сейчас приеду и расскажу, – загадочно ответил он.

Глава 9

г. Москва.

– Ну, что вы опять придумали? – протянул я руку Сатчану, садясь к нему в машину.

– Короче, навели справки об этой фабрике…

– Которой? Их там две.

– Которая ткани выпускает, – уточнил Сатчан. – Решили взять её под своё крыло.

– Зачем вам такое хозяйство? Там цеха времён царя Гороха, чтобы порядок навести, надо море финансовое туда влить. Ремонт, проводка, коммуникации, новое оборудование, очистные сооружения… Сплошной геморрой, если честно, а не актив.

На самом деле, земля под всем этим будет очень хорошо стоить лет так через двадцать. Но удержат ли Сатчан и компания этот актив в течении двадцати лет?

И я ведь прекрасно понимаю, хотя вслух мы с Сатчаном вряд ли это будем обсуждать, что они собираются провернуть, почему их не пугает ужасающее состояние фабрики. Они явно, взяв ее под контроль, сразу же пробьют фонды на реконструкцию, и эта задрипанная фабрика превратится в лакомый кусочек. Да еще, небось, и себе что-то отщипнут с тех щедрых денежных потоков, что выбьют на реконструкцию.

Но в девяностых придётся отстаивать своё влияние на фабрику в очень жёсткой борьбе. Разгул криминала будет страшный… Без хорошей крыши этот лакомый кусочек будет не защитить. Без головы останешься.

А насколько эта комсомольская кампания, прекрасно себя чувствующая в нынешних тепличных условиях, окажется готова яростно и профессионально сражаться в 90-х за активы? Найти надежную крышу, или самой стать ей, расширившись за счет нужных людей?

– Слушай, мы с тобой люди маленькие, – примирительно сказал Сатчан. – Нам партия сказала, комсомол ответил «есть».

– Хорошо, – ответил я, поняв, что правильно угадал, вслух обсуждать будущую реконструкцию Сатчан со мной в силу каких-то своих соображений не готов. – Какая, значит, моя задача?

– Как обычно. Найти тонкие места, – пожал он плечами. – Серьезные нарушения, за которые их можно прижать.

– Там всё одно сплошное тонкое место, – фыркнул я, не особо горя желанием заниматься этим делом. – Одно вонючее недоразумение.

– Нужно что-то конкретное, документально зафиксированное. Запах к делу не пришьёшь. И сам понимаешь, мы тебя не обидим. Понравилась жене шубка?

– Да, понравилась. Хорошо, – согласился я, услышав от Сатчана то, что хотел, – когда это надо?

– Как всегда, уже надо, – дружелюбно улыбаясь, ответил он.

– Савостюк в курсе?

– Ещё нет, завтра с ним переговорю.

– Ладно, тогда завтра с ним созвонюсь, – протянул я ему руку прощаясь.

***

Москва. Квартира прокурора Томилина.

– Ой, не знаю, Юр, что вы с Брагиным так торопитесь? – недоумевала жена прокурора. – Мне кажется, Женечка ещё не готова к самостоятельной жизни.

– Она никогда и не будет готова, если при нас останется. – возразил ей супруг. – Ты даже хлеб резать её не научила.

– Но, Костя тоже ещё так молод. Им ещё учиться и учиться обоим. Разве они справятся?

– Лёва говорит, у Кости в этом же доме однокурсник живёт, ровесник, уже женат, ребёнка с женой ждут. И повзрослели не по годам, и справляются, и мама сопли поминутно не вытирает. Работают после учёбы и с родителей помощь не тянут.

– Ну, откуда ты знаешь? – вспылила супруга. – Как могут дети в восемнадцать лет самостоятельно и работать, и учиться?

– Очень просто. Марин, вспомни, как мы начинали.

– Мы же только на третьем курсе с тобой встретились...

– А твоя дочь будет на втором. Вспомни себя на втором курсе. Ты в общаге жила, руками стирала, и еду на общей кухне готовила. Наша Женя так сможет? – жена молчала, возразить было нечего.

Прокурор ушёл на балкон курить. Ему тоже было страшно за молодых. Но они с Лёвкой Брагиным другого способа научить детей самостоятельной жизни не видели. Друг тоже жаловался на сына, что тот безынициативный. Привёз отец диван – хорошо, не привёз – и на раскладушке нормально. Привёз стол на кухню – хорошо, не привёз – и подоконника хватает.