Ревизор: возвращение в СССР 30
Шрифт:
– Да, – ответил Костя.
– Ну, зачем? С чего вы взяли, что у вас своих детей не будет? Вы что, уже пятнадцать лет женаты? Пятнадцать лет бесплодных попыток за плечами? Или вам по тридцать пять уже? Вот чего вы придумали?
– Пап, да не в попытках дело, – попробовал объяснить Костя, – а в ребёнке…
– Чужих детей не бывает, – добавила Женя.
– Не говорите глупостей! – взорвался генерал. – Вы сами ещё дети! Не понимаете ничего… Вас к усыновлению и не допустит никто, два студента-очника! О чём вы только думаете, вообще?
– О том, что где-то есть сиротка, у которой
– Да зачем вам это надо? – раздражённо спросил генерал.
– Ни зачем, – упрямо ответила Женя. – А чтобы поступить по-человечески. Как порядочные люди.
– А мы все старые дураки, которые детей не усыновляли, значит, непорядочные? – вскочил Брагин-старший. – Ты хоть понимаешь, что это такое – чужой ребёнок?
– Чужих детей не бывает, – опять повторила Женя, насупившись. – И мы возьмём ребёнка.
– Себе жизнь сломаете, ребёнка сделаете несчастным! – разнервничался генерал. – А наиграетесь, что вы с ним сделаете? Обратно сдадите? Или родителям подбросите?
Видя, что он уже на пределе, Костя с Женей, переглянувшись, промолчали. Генерал тоже, почувствовав, что вот-вот наговорит лишнего, решил уйти, надеясь, что дети сами откажутся от этой идеи, когда поймут, как это сложно оформить усыновление. Может, проблема эта ещё сама собой рассосётся и совершенно не стоит сейчас ругаться, спорить и чёрт знает в чём друг друга обвинять.
Он ушёл, что-то буркнув на прощание, а Женя обессиленно плюхнулась на табуретку и начала плакать.
– Проще было бы не советоваться ни с кем, – заметил Костя. – Поставили бы всех перед фактом, а дальше как хотят.
– Разве так можно? – спросила Женя, подняв на него заплаканные глаза.
– Не знаю. Но всем было бы спокойней. Нам так точно.
***
По дороге в Коростово мне вдруг пришла в голову мысль, что в кандидаты в члены КПСС меня приняли, а Межуеву я об этом не сообщил. Нехорошо… Как же нехорошо получилось… Впрочем, неудивительно, что из головы вылетело, столько всего навалилось. Одна сплошная беготня и нервотрёпка всю прошедшую неделю. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Надо обязательно позвонить Межуеву, отметиться и поблагодарить ещё раз. Всё-таки, дать поручительство в члены КПСС, по нынешним временам – это очень серьёзно.
Меня в деревне не ждали и от этого встреча получилась ещё более эмоциональной. Передал собранные по квартирам передачки, а от себя вручил копчёной колбасы из наших домашних запасов.
Детей дома не было. Оказывается, деды ушли с ними гулять. А остальные домочадцы пахали, чтобы они жили красиво. Ирина Леонидовна малышам крольчатину перекручивала второй раз на мясорубке. Бабушка варёные овощи толкушкой мяла, а Никифоровна для них одежду гладила.
– Сейчас уже скоро придут, – подмигнула она. – Голод не тётка.
И действительно, минут через двадцать они вернулись. Дети ко мне сразу потянулись. Взял их на руки и держал, пока их кормили. Потом бабушка с Ириной Леонидовной пошли их укладывать, а мы с дедами насчёт бани говорили. Они уже договорились в совхозе насчёт сруба и досок. И с людьми переговорили предварительно,
– Надо к заливке фундамента готовиться, – заметил Трофим.
– Угу, – задумчиво кивнул я.
Надо мне узнать, когда Мещеряков освободится, чтобы в Городню ехать. Сразу бы с прорабом и насчёт своей стройки перетёр. Но Мещерякову сейчас не до строительства… Проблемы Захарова, видимо, еще не рассосались, да я его еще и нумизматической темой подгрузил дополнительно. Ладно, в понедельник сам прораба наберу. Встретимся и поговорим с ним.
Потом мы сели обедать, а затем все решили разойтись по комнатам отдохнуть, пока возможность есть. Не стал дольше оставаться, попрощался со всеми, чмокнул уже заснувших пацанов и поехал в Москву. Успокоился зато, и Галию успокою, когда снова позвонит.
***
Москва. Квартира Захарова.
Захаров закрылся в кабинете и потягивал коньяк в тишине. Настроение должно было бы быть приподнятое, всё-таки, по имеющейся информации, кресло своё за собой сохранил, но накатило такое обессиленное состояние, что он сам удивился.
По самому краю в этот раз прошёл, – думал он. – Как же так получилось? Не первый же год уже в системе… Что я сделал не так?
Он вспомнил, в каком он был безнадёжном положении, вспомнил про Ивлева.
Это до какого отчаяния надо было дойти, чтобы к пацану за советом обратиться? – с недоумением оглядывался он назад. – Но самое странное, что сработало, его совет помог. Эти молодые, похоже, в некоторых вещах разбираются не хуже нас, а в чём-то и лучше. Взять тех же Бортко и Сатчана, тоже хваткие. Но до Ивлева им, конечно, далеко. Правильно я тогда принял решение увеличить ему процент. И вообще, по-хорошему, я теперь его должник и надо бы процент ему поднять больше, чем тогда планировал. Ну а что ещё? Пацан резко взялся, у него всё уже есть… Вот чем его ещё отблагодарить?
***
Воронеж.
Покопавшись в косметичке Галии, Валерий заметно воспрял духом. Как нормальный художник, увидев перед собой отличные кисти и краски, он сразу переключился на мысленное создание нового образа.
Ловя на себе его блуждающий взгляд, Галия поняла, что за его душевное спокойствие можно больше не волноваться, он уже в работе.
– Галия, самое главное, – наставляла её Элла Родионовна, – не высовывай руки из-под накидки. Что бы не происходило. Поняла?
– Почему? – удивилась та.
– Потому что мастерам начисляют штрафные баллы за помощь от манекенщиц.
– Да? Спасибо, что сказали, а то бы я ему сейчас начала помогать…
– Вот, не вздумай. И ещё. Рядом стоят помощники. Помни, что это не мастеров помощники, а судей. Даже не разговаривай во время работы.
– Хорошо, – испуганно кивнула Галия.
Когда третий поток в блоке свадебных причёсок рассадили по местам, и Галие прикрепили на платье номер зеркала, она села поудобней, сцепила руки, чтобы не дать судьям и повода в чем-то ее упрекнуть, и мысленно приготовилась молчать всё время. Валерий тем временем расставлял и раскладывал свои парикмахерские вещички на рабочем столе. В том числе и её косметику.