Ревизор: возвращение в СССР 39
Шрифт:
— Такое рабство только приветствовать можно! — улыбнулся я. — Патроны без лимита… Это же сказка!
— Теперь, правда, будем уже готовиться к соревнованиям, в основном. По всем принятым стандартам. — перешел на серьезный лад инструктор.
Дальше начали стрелять. Когда закончили, руки у меня, и правда, как обещали на военной кафедре, тряслись. Патронов расстрелял тьму, раньше столько за месяц не тратил…
— Я бы тебе лучше рекомендовал стрелять два раза в неделю по часу, чем вот так два часа раз в неделю, — сказал Догеев. — Толку стрелять в последние полчаса уже особого не было, ты половину в молоко положил. Почти уже зенитчик…
—
Помню я этот сленг еще с прошлой службы в армии. Зенитчиком кличут на стрельбище того, кто мимо яблочка в молоко кладет пули густо. Все равно что из зенитки палить с ее несколькими стволами…
Блин, синяк на плече точно заработал хороший. Может, и неплохую идею Догеев подал…
Домой вернулся, а Валентина Никаноровна мне и говорит:
— Паша, там аж две телеграммы принесли. Я приняла и под магнит положила на холодильнике.
Пошел сразу глянуть. Так, первая от старшего брата Галии, Рафика. Поздравляет с днем рождения у близнецов. Не дозвонился вчера может, или вовсе на службе был, не смог позвонить. Хотя прапорщик, у них вроде посвободнее должно быть со временем. Ну и телеграмма хорошо, а то вчера Галия сказала, что расстроилась, что от него поздравлений нет. Теперь порядок.
А вторая… Сразу и не понял. Акулов А. В. из Белогорья сообщает, что приедет в понедельник вечером, просит приютить. Это еще кто такой? И почему ожидает, что мы его приютим?
Не сразу, но все же вспомнил, как Шанцев просил своему брату дать пристанище на несколько дней, когда тот по делам в столицу приедет в сентябре. Как говорится — Семен Семеныч! Ну да, было бы полегче, если бы фамилия одна была. А тут — Акулов почему-то… Но населенный пункт у него красивый — Белогорье! Звучит-то как!
Москва, Торгово-промышленная палата
Слухи о том, что Андриянов серьёзно оплошал, молниеносно распространились по всей организации. Андриянов, исправно ходя на работу, то и дело ловил на себе взгляды сослуживцев — они были любопытными, а некоторые и триумфальными со стороны тех, кто его откровенно недолюбливал. Точно о том, в чем именно он провинился, никто пока не знал. Видимо, Рябко и председатель палаты никому об этом не рассказали — пара особенно бестактных типов даже попытались его лично спросить, в чем именно он провинился. Андриянов ловко ушёл от ответа, хотя симпатии ему с их стороны это не добавило — сам он тем временем раз за разом прикидывал различные варианты, как можно было бы выкрутиться из всей этой крайне непростой ситуации, что сложилась, но пока что так ничего и не придумал. Мелькнула было идея каким-то образом попробовать договориться с парторгом, которому поручили с ним разобраться на партсобрании, но, подумав как следует, он от этой идеи отказался — одно дело подкупать его подарками после зарубежных командировок в расчёте на хорошие отношения в будущем — другое дело, когда тому поручено разобраться с ним.
Андриянов был уверен, что парторг, дорожа своим местом, ничего у него больше точно не возьмёт, и, более того, в такой ситуации может потом ещё и сказать на партсобрании. Ему в укор, что он пытался его подкупить — у него и так паршивая ситуация, нечего её еще усугублять дополнительно. Идя по коридору, он настолько углубился в свои невесёлые размышления, что аж вздрогнул, когда наткнулся на вышедшего из-за угла парторга.
— Ну что, Антон, — сказал Покровский, — в понедельник в 16:00
— Да, разумеется, я обязательно буду, — ответил ему Антон. Тот даже как-то сочувственно улыбнулся, прежде чем они распрощались, и это дало было ему какую-то надежду, что, может быть, всё будет не так и плохо. Но он тут же себя одёрнул — то, что парторг человек вежливый и даже можно сказать интеллигентный, вовсе не означает, что если ему поручат, он не разберётся на партсобрании с ним со всей необходимой жёсткостью. Андриянов уже несколько раз видел, как Покровский по указанию сверху сводил счёты с различными неудачниками. Правда, никогда не думал, что однажды в число этих неудачников может попасть лично он.
Как же так-то всё получилось? — снова начал мучительно думать Андриянов. Много раз уже раньше увивался за красивыми девушками и никогда таких проблем не возникало. Но чтобы вот до такого дошло…
Раскаивался он также в том, что решил привлечь к этому делу Белоусову — кто же знал, что эта недалёкая дура весь достаточно простой план мести Морозовой не осилит, потом еще и признается во всем начальству, а затем еще и умудрится свалить всю вину на него. Он, конечно, знал, что она не интеллектуал, но чтобы настолько запороть достаточно простое дело… Это, конечно, полный кошмар. И даже понимание, что ей тоже очень сильно влетит у себя на работе, нисколько его не утешало.
Хотя черт с ней, с этой Белоусовой, пусть с ней что угодно будет. Главное, чтобы у него получилось уцелеть…
Но в голове по-прежнему не было ни одной идеи, как выкрутиться завтра на партсобрании. Даже сердце начало ныть, хотя никогда он на него раньше не жаловался. Если он завтра потеряет партбилет, то это всё — это полный крах, никогда он уже не сможет встать на ноги. А если отберут партбилет, то несомненно и уволят из организации, которая имеет выход на внешние рубежи, — кто же такую ответственную работу поручит человеку, которого выгнали из партии? Андриянов представил, как после этого партсобрания информация начнёт расходиться по Москве. Начнутся сплетни и все его знакомые рано или поздно несомненно получат детальный отчёт об этом скандале. Его домашний телефон немедленно умолкнет. Никто больше не будет звонить с какими-то просьбами. Никому он больше не будет нужен ни для чего.
Московский городской комитет КПСС
Гришин, отпустив очередного посетителя, нажал кнопку на селекторе и вызвал к себе помощника. У них сложилась практика отчётов за неделю под вечер в пятницу. Явившись незамедлительно с толстой папкой, тот открыл её и начал зачитывать отдельные моменты о тех поручениях, которые выполнены, и о тех, по которым требуется продление по просьбе исполнителя.
Гришин внимательно его слушал, помечая себе карандашом самые требующие внимания моменты.
Наконец, Юрий Петрович добрался до вопроса, который находился под особым контролем Гришина.
— По поводу новых детских площадок, которые необходимо было установить во дворах внуков членов Политбюро, докладываю — в начале недели залили фундаментные основания. Сегодня за день усилиями специально формированных бригад все два десятка площадок будут установлены.
— То есть, — спросил Гришин, — на выходных дети уже смогут в полной мере насладиться игрой на этих площадках?
— Так и есть, — сообщил Изюмов.