Ревнивая печаль
Шрифт:
Лера кивнула, не в силах произнести ни слова; горло у нее перехватило так, что она едва могла дышать.
Митя не сказал ничего – ничего, что она ожидала услышать, – но он сказал все; больше сказать было невозможно.
Глава 7
Простота счастья – это и есть то единственное, чего хватает на целую жизнь.
Даже ожидание будущего, которое всегда было в Лере и которое теперь еще усилилось из-за беременности, – даже это ожидание не могло затмить для нее настоящего.
Лера
Мама, конечно, обрадовалась, узнав о мальчике.
– Дай бог, Лерочка, дай вам бог! – сказала она, всхлипывая. – Кому же, как не вам… А что Вера Кирилловна говорит? – тут же поинтересовалась она. – Надо бы тебе самой за рулем не ездить – по-моему, это вредно. И отпуск ты не брала, нельзя же так! Экология какая в городе, пыль… Тебе теперь нельзя только о себе думать!
– А сама? – укоризненно сказала Лера. – Кто таблетки американские не пьет?
– Да что мне эти таблетки, детка! Второго внучка бы дождаться – и на том спасибо…
У Леры сердце сжималось, когда она слышала мамины интонации – старческие, совершенно незнакомые. Раньше она никогда не задумывалась о том, что мама родила ее поздно и теперь ей уже семьдесят лет, а здоровье у нее всегда было плохое…
Особенно пугала Леру какая-то странная отрешенность, которую она совсем недавно почувствовала в матери. Надежда Сергеевна всегда так живо интересовалась ее делами, так непосредственно возмущалась и радовалась, что Лера сразу заметила произошедшую в ней перемену.
Теперь мама то и дело замирала, присев где-нибудь в комнате или на кухне, смотрела прямо перед собой остановившимися глазами, и даже шумная Аленка не могла вывести ее из этого рассеянного оцепенения.
Аленке Лера не хотела заранее говорить о будущем ребенке, но, видно, проговорилась Надежда Сергеевна.
Они сидели на диване в маминой квартире, в Аленкиной комнате. Лера расчесывала мокрые после купания дочкины волосы.
– Мам, а правда, что ты мальчика собираешься родить? – вдруг спросила она.
Это было вечером, Мити, конечно, еще не было. Лера почему-то испугалась дочкиного вопроса. Вернее, не столько вопроса, сколько ее тона – недоверчивого, настороженного.
– А как бы ты хотела? – осторожно поинтересовалась она.
Аленка помолчала немного и тихо сказала:
– А я бы не хотела…
– Но почему, Аленочка? – Лера едва не заплакала, услышав этот ответ.
– А вот потому! Потому что Митя тогда будет его папа и его будет любить, и ты тоже! А я тогда как же?
Лера так расстроилась, что даже расческа задрожала в ее руках, путая длинные Аленкины волосы. Она принялась уговаривать дочку, рассказывать ей, какой мальчик будет маленький и как они все вместе будут его любить, и Аленку, конечно, тоже, и ничуть не меньше. Но та сидела надутая, обиженная и едва не плакала.
– Он маленький будет, а я большая! Его будут любить, а меня нет! – твердила девочка, и переубедить ее
Она немного успокоилась только когда Лера сказала наконец, что все это будет еще очень не скоро. С этим Аленка и уснула.
Лера едва дождалась Митиного возвращения и выбежала из квартиры, как только заметила, что он входит в свой подъезд.
Она сама едва не плакала, когда растерянно рассказывала Мите о неожиданном разговоре с Аленкой.
– Что же делать? – спросила она наконец. – Я ей все сказала, ну просто все, что могла придумать, а она все равно не верит!..
– Да ведь это просто, – сказал Митя – любимая его фраза! – Это же так просто, подружка, ну отчего ты так расстроилась? Конечно, говорить – без толку, что ей наши слова! Но она сама все поймет, неужели мы не сделаем так, чтобы она поняла? Вот увидишь, это у нее пройдет через две недели, можешь мне поверить.
– Я тебе верю, Мить, – шмыгнула носом Лера. – Но я так от этого растерялась…
– А ты не теряйся, – посоветовал он. – Не теряйся и не ищи сложностей там, где их нет. Она хорошая, чуткая девочка, мы ее не обманываем – о чем же переживать? Это просто ревность, разве тебе она не знакома? Пройдет!
Ревность Лере была незнакома, и ей оставалось только, как всегда, поверить Мите.
Тем более что причины для тревоги вскоре нашлись, и более серьезные, чем Аленкина ревность.
Сначала Лере казалось, что это просто от жары. Вообще-то она любила лето в Москве, сама не зная почему. Даже когда было жарко, как в этом году, даже когда плавился асфальт и зелень становилась пыльной, пожухлой.
Была в московском лете какая-то удивительно пронзительная и чистая нота – одиночества, что ли? – и Лера ее чувствовала.
Но теперь июльская жара ее измучила. Уже к обеду голова у нее начинала кружиться, темные пятна пульсировали перед глазами, в ушах стоял звон. А главное, что-то тянуло в животе – не болело, а вот именно изматывающе тянуло, как в больном зубе.
«Придется все-таки отпуск взять, – вздохнула про себя Лера. – Уехать куда-нибудь, где попрохладнее, – в Карелию, что ли, или на Байкал?»
И на Байкале, и в Карелии на берегу лесных озер у «Московского гостя» были построены коттеджи. Лера представляла, как хорошо там можно отдохнуть – ни о чем не думая, просыпаясь под едва слышный шелест волн о брег песчаный и пустой…
И слава богу, что она не ввязалась в какой-нибудь новый проект. Работа идет себе да идет, и, для того чтобы она шла, не нужны ни рывки, ни яркие идеи – достаточно Зоськиной пунктуальности. Можно взять с собой Аленку, уехать, забыть обо всем и думать только о мальчике, о жизни, которая так прекрасна своей простотой.
Лера жалела только, что Митя не поедет с нею. Несмотря на лето и закрытие сезона, он был занят своим театром – сейчас, кажется, больше всего поисками хормейстера. А Лера и знать не знала, кто такой хормейстер и зачем он нужен – Митя только недавно ей объяснил…