Ревнивая печаль
Шрифт:
Он был человек моторный, в общении с ним не было ни капли напряжения, и они отлично понимали друг друга.
– С французами. Они занимаются международным школьным обменом и как раз сейчас ищут нового партнера. Они, конечно, не говорят, но я узнал стороной, – с удовольствием ввернул красивый оборот Алексиадис, – что их московские партнеры недавно разорились и вся программа оказалась под угрозой. Одним словом, я порекомендовал им тебя. Ты довольна?
– Спасибо, Алик, – оживилась Лера. – Ты попал в самую точку, я и сама думала, что это было бы интересно – образовательные
– О, они уже имели дело со многими и очень разочарованы! В Москве много интеллектуалов, которые могут составить хорошую программу, но не так много людей, желающих за что-то отвечать. Тем более за иностранных детей. Одним словом, вот их проспект. – Щегольски мелькнув подкладкой пиджака с фирменным знаком Армани, Алексиадис извлек из внутреннего кармана глянцевую страничку. – Посмотри и поговори с господином Вернье. Если, конечно, тебя это увлечет, – добавил он.
Алексиадис знал, в каком случае Лера станет заниматься любым делом, и она благодарно улыбнулась ему за понимание.
– Знаешь, что я вспомнил, рекомендуя им тебя? – вдруг спросил он. – Как ты потащила меня в Фермопилы, потому что тебе хотелось взглянуть на могилу царя Леонида. А была такая жара, что всякая другая женщина стремилась бы к морю или, в крайнем случае, в афинский магазин за шубой!
– Ты классику нашу читал? – улыбнулась Лера. – «Разве я – другие?» – так говорил один наш очень милый человек по имени Илья Ильич Обломов.
Из-за всех этих наплывающих друг на друга дел Лера даже по Берлину не успела пройтись. Вообще-то она не очень любила Германию. То есть не то чтобы не любила – просто ей больше нравились южные, средиземноморские страны с их взрывным темпераментом, которым, казалось, пронизаны были сами улицы.
Но после всего этого сумасшедшего круговорота ей до оскомины хотелось побыть одной. Припарковать наконец взятый напрокат «Опель» и идти по улице пешком, никуда не торопиться, сворачивать в тихие переулки. И думать о Мите – представлять, что они идут по Берлину вдвоем…
Лера прошла под огромным воздушным шаром в виде глобуса, добралась наконец до выхода из выставочного комплекса и вздохнула с облегчением, предвкушая долгожданное одиночество.
Поэтому она вздрогнула и прибавила шагу, вдруг услышав, что кто-то окликает ее по имени. Но назойливый «кто-то» не отставал, и Лера резко обернулась, от усталости готовая послать его подальше.
На огромной площадке перед марсианским выставочным комплексом, в лучах весеннего берлинского солнца, стоял перед нею Андрей Майборода.
Он так переменился, что Лера едва узнала его. Не изменилась только та редкостная «резидентская» невыразительность внешности, которая так бросилась ей в глаза еще при первом знакомстве. Но тогда, пять лет назад в Москве, это была какая-то располагающая, элегантная невыразительность. Теперь же Андрей выглядел так тускло, словно его посыпали пылью – несмотря на добротность его серого костюма в неизменную с московской поры «елочку».
– Андрей! – ахнула
– Да так как-то… – пожал плечами Майборода. – Приятель у меня здесь аккредитован, вот и я зашел. По старой памяти!
– Так ты теперь в Германии? – спросила Лера.
Неожиданно она почувствовала растерянность. Пока Андрей был ее шефом, отношения у них были доверительные и Лере казалось, что Андрей ничего, связанного с работой, от нее не скрывает. Да и она работала самозабвенно, не жалея ни времени, ни сил. Наверное, поэтому она так болезненно восприняла его внезапный побег.
«Мог бы хоть что-то мне объяснить! – думала она тогда. – Неужели я не поняла бы, если он действительно оказался в безвыходной ситуации?»
Но теперь перед нею стоял совершенно посторонний человек, и ни одно чувство не шевельнулось в ее душе – даже обида.
– В Германии, как видишь, – ответил Андрей. – Я знал, что тебя здесь встречу. У тебя есть время?
– Да вообще-то… – проговорила Лера. – Вообще-то я хотела отдохнуть. И я улетаю сегодня вечером…
– Может быть, поужинаем где-нибудь вместе? – предложил Майборода.
Лере очень хотелось отказаться: необъяснимая неловкость не отпускала ее. Но хотя он был ей никто, и не только по работе, – просто сказать «нет» она почему-то не могла.
– Хорошо, – с едва ощутимым вздохом кивнула она. – Поужинаем. Приглашай, Андрей, я Берлин плохо знаю.
– Мы вот как можем сделать, – говорил Майборода, пока они шли к стоянке машин возле выставки. – Ты ведь на арендованной, наверное? Так ты ее пока здесь оставь, потом я тебя сюда же и привезу. Или другой вариант: сейчас возвращаем твою машину, едем на моей, и я потом отвожу тебя в отель. Или еще можно…
– Это все равно, Андрей, – остановила его Лера. – Остановимся на первом варианте и не будем больше об этом думать.
Ей было скучно с ним – так скучно, что Лера даже удивилась: ей вообще редко бывало скучно с людьми, они изначально были ей интересны.
Они сели в его красный «Фольксваген» – подержанный, но аккуратный, как все немецкие авто, – и поехали по широкой, наводненной машинами улице. Берлина Лера действительно не знала, поэтому не могла понять, куда они едут.
Андрей остановил машину в тихом переулке – как раз в таком, в который Лера собиралась завернуть одна, гуляя по городу без цели. Теперь цель была, и ей было скучно.
Но ресторан «Под золотым фазаном», в который они вошли, сразу Лере понравился. Это был настоящий немецкий ресторан – с неполированными столами и массивными, темного дерева стульями, с охотничьими гравюрами на стенах и сухими букетами из полевых трав и лесных цветов.
Садясь за стол у небольшого окна, выходящего в чудесный маленький палисадник, Лера мимоходом отметила про себя, что Андрей не отодвинул стул, чтобы помочь ей сесть. Впрочем, едва ли это сделал бы кто-нибудь из присутствующих здесь мужчин. А любая равноправная женщина уж точно обиделась бы на подобную дискриминацию.