Ревность
Шрифт:
– Все говорят: «климат», но ведь это ничего не значит.
– Приступы малярии.
– Есть ведь хинин…
Обменялись пятью-шестью фразами по поводу того, сколько доз хинина следует принимать в различных тропических зонах в зависимости от долготы, широты, близости моря, наличия лагун и т. д… Потом Фрэнк возвращается к пагубному воздействию хинина на героиню африканского романа, который А*** как раз читает. Потом он делает намек – малопонятный для того, кто даже не листал книгу, – на поведение мужа, который виновен по меньшей мере в небрежности,
Но Фрэнк и А*** уже далеко. Речь уже идет о молодой белой женщине – о той же самой, что раньше, или о ее сопернице, или о какой-то второстепенной героине? – которая расточает свои милости туземцу, может быть, даже не одному. Фрэнк чуть ли не упрекает ее в этом:
– Что ни говорите, а спать с чернокожими…
А*** поворачивается к нему, вздергивает подбородок, спрашивает с улыбкой:
– Ну а почему бы и нет?
Фрэнк тоже улыбается, но ничего не отвечает, будто его смутил такой поворот беседы – в присутствии третьего лица. Движение его губ завершается чем-то вроде гримасы.
Голос шофера переместился. Теперь он доносится только с востока, по всей видимости из-под навеса, что по правую сторону просторного двора.
Эта поэма временами так мало походит на то, что по обыкновению называется песней, куплетами, припевом, что западный слушатель вправе задаться вопросом, не идет ли речь о чем-то ином. Звуки, несмотря на явное наличие повторов, на первый взгляд не связаны никакими законами гармонии. Нет ни мотива в целом, ни мелодии, ни ритма. Будто бы певец выдает один за другим бессвязные отрывки, чтобы лучше спорилась работа. Согласно указаниям, полученным сегодня утром, работа эта должна заключаться в том, чтобы пропитать новые бревна, предназначенные для ремонта моста, средством против термитов.
– Все то же, – говорит Фрэнк.
– Снова поломка?
– На этот раз карбюратор… Весь мотор придется заменить.
На перилах балюстрады появилась и замерла ящерица: ее головка повернута к дому, туловище и хвост изогнуты в форме буквы S, приплюснутой в местах изгибов. Ящерица похожа на чучело.
– Красивый голос у этого парня, – говорит А*** после довольного долгого молчания.
Фрэнк подхватывает:
– Нам надо выехать рано.
А*** просит уточнить. Фрэнк называет время и беспокоится, не слишком ли это рано для его пассажирки.
– Наоборот, – говорит та, – это даже забавно.
Пьют маленькими глотками.
– Если все пойдет как надо, – говорит Фрэнк, – мы приедем в город около десяти, и у нас останется немало времени до второго завтрака.
– Да, разумеется, так будет лучше, – отвечает А***, и лицо ее снова делается серьезным.
– А после завтрака я едва успею объехать разных агентов да еще посоветоваться с механиком, к которому я всегда обращаюсь, с Робеном, вы знаете, он живет на побережье. Мы отправимся в обратный путь сразу после обеда.
Подробное
За вторым завтраком Фрэнк опять тут, речистый, любезный. Кристиана на этот раз не приехала с ним. Накануне они чуть не поссорились из-за платья.
После обычного восклицания по поводу удобной формы кресла Фрэнк начинает живо, с обилием деталей рассказывать о поломке машины. Это легковая машина вышла из строя, а не грузовик; она, впрочем, почти новая и редко доставляет своему владельцу неприятности.
Ему бы следовало в этот момент намекнуть на аналогичный инцидент, произошедший в городе во время его поездки туда с А***; инцидент, в целом незначительный, задержал их на целую ночь и помешал вернуться на плантации в назначенный срок. Сблизить эти два случая было бы более чем естественно. Фрэнк этого не делает.
Уже несколько секунд А*** вглядывается в соседа с возросшим вниманием, будто бы ждет, что какая-то фраза будет вот-вот произнесена. Но и она тоже ничего не говорит, да и нужная фраза опускается. Они больше ни разу не заговорили о том дне, о той поломке – во всяком случае, когда были не одни.
Теперь Фрэнк перечисляет все детали, которые нужно извлечь для полного осмотра карбюратора. Он приводит исчерпывающий список, настолько заботясь о точности, что упоминает о многих вещах, которые подразумеваются сами собой; чуть ли не описывает, как откручивается гайка, оборот за оборотом, потом то же самое в обратном порядке.
– Теперь вы, кажется, поднаторели в механике, – говорит А***.
Фрэнк внезапно умолкает посреди своей речи. Смотрит на губы и глаза справа от себя, на улыбку, спокойную, лишенную смысла, навечно застывшую улыбку с фотоснимка. Рот Фрэнка так и остался полуоткрытым, может быть, слово – недоговоренным.
– То есть теоретически, я хочу сказать, – уточняет А*** самым любезным тоном.
Фрэнк отводит взгляд к ажурной балюстраде, к последним островкам серой краски, к похожей на чучело ящерице, к неподвижному небу.
– Начинаю осваиваться, – говорит он, – с моим-то грузовиком. Все моторы устроены одинаково.
Вот это очевидная ложь. Мотор его большого грузовика, в частности, имеет мало общего с мотором его же американской машины.
– Верно-верно, – говорит А***. – Моторы как женщины.
Но Фрэнк как будто не слышал. Он не сводит неподвижного взгляда с серо-розовой ящерицы – сидящей как раз напротив него, под ее нижней челюстью мягкие складки кожи еле заметно подрагивают.