Ревность
Шрифт:
Как я могла быть такой слабой?
— Что? — он не выглядел раздраженным, просто любопытным. И он что, покраснел?
Да, покраснел. Первые признаки цвета появились на его щеках. Румянец распространился вниз по шее, и неожиданно он стал неподвижным, как собака, которая чувствует, что должно произойти что-то опасное или интересное.
Если бы я могла нарисовать его именно так, возможно, углём на хорошей бумаге, ловя свет, который скользил по его высоким скулам и коснулся его рта, я бы вырвала картину и хранила бы ее в своей сумке. В той, которая
Я схватила каждый последний недостающий клочок мужества, который имелся у меня в запасе, и наклонилась вперед. В последний раз, когда я пыталась это сделать, все окончилось тем, что я поцеловала его в щеку. Но с тех пор он, казалось, был заинтересованным.
Скоро узнаю это.
Наши губы встретились. Он был абсолютно неподвижен, и вспышка горячего смущения прошла через меня. Вот дерьмо. Он не это имел в виду.
Но потом он переместился. Его руки обернулись вокруг меня, и мы как-то сплелись воедино. Я не скромница, серьезно, я целовалась с парнями за трибунами, и в коридорах, ухватывая неловкие моменты, и в репитиционных помещениях, так что я не совсем безнадежна. Все прошло довольно быстро, очевидно Грейвс был новичком.
Хотя он быстро учился. Некоторым людям дано хорошо целоваться; другим — нет. Ему дано. Поцелуй не был мокрым, как бывает с другими парнями, он не давил на меня, как происходит, когда парень думает, что девочкам нравится, когда их губы покусывают. Что, как вы знаете, ужасно. Позвольте девушке дышать, а?
Его руки напряглись, и я волновалась, что сделать с моей руке, той, которая была поймана в ловушку под подушкой. Но потом он совсем освоился и наклонился еще ближе, его язык проделывал по-настоящему невероятные вещи, о которых я даже не думала, и я чувствовала себя... собой? Да.
Я чувствовала себя в безопасности. Не та безопасность, где плохие твари все еще воют за дверью и ждут приглашения в дом. Нет, это была та безопасность, где вы в конце дня опускаетесь на свою кровать и знаете, что можете заснуть, и то же самое произойдет завтра.
Я чувствовала себя, как дома. Не как страшная езда на американских горках, как было с Кристофом.
Не думай о нем, Дрю. Я приложила все усилия, чтобы выпихнуть Кристофа из своей головы. Мысль спокойно ушла.
Я обвила руку вокруг него и напряглась, но именно в тот момент он отдалился. В итоге мое лицо оказалось так близко к его горлу, что я чувствовала запах здорового парня, которому требовалось принять душ и как раз собирался идти в ванную. Это был хороший запах, и я заполнила им легкие.
Но прямо под ним был другой аромат, столь же восхитительный. Медный, сильный запах, с намеком на дикость и залитую лунным светом ночь — жидкость в его венах, и мои зубы немного покалывало. Запах его крови щекотал то место в горле. Место, которого нет у нормальных людей.
Место, где жила жажда кое-чего красного.
Нет. Господи Боже. Я даже не хотела думать о том, что произошло бы, если бы он узнал, что я выпустила клыки так близко от его шеи. Не потому ли он вдруг отстранился?
Чувствовал ли Кристоф то же самое?
— Дрю, — прошептал Грейвс.
Я поняла, что просунула ногу между его и свернула нас вместе, как кудзу
[7]
обвивает изгородь. Что-то определенно происходило ниже его пояса, и меня затопило замешательство. Разве я ему не нравилась? Не мог он поспособствовать этому? Что было с ним?
Я осталась на месте, дыша глубоко и быстро, надеясь, что покалывание в зубах и сухость в горле уйдут. Как будто это был старый сон, когда ты выходишь из школьного зала и понимаешь, что ты голая.
— Дрю? — он говорил так, будто у него что-то застряло в горле. — Слушай, мне жаль. Я просто...
Я бы увильнула в сторону, сказала я себе. Всего через секунду. Горячий поток залил меня, как пар, когда вы промываете макароны. Мои зубы вернулись к нормальному состоянию; я сглотнула несколько раз.
— Ты мне очень нравишься, — сказал Грейвс в мои волосы. Он не отпускал меня. На самом деле его руки напряглись, и я оказалась полностью возле его горла. Слава Богу, я держала себя в руках. Я все еще могла почувствовать запах крови в нем, но он не был подавляющим. — Я имею в виду, никто никогда даже близко не интересовался мной. Я, мм. Я, то есть я, если ты, ну, ты знаешь, не хочешь делать это...
Облегчение прорвалось через меня, и я обняла его еще сильнее. Настолько сильно, что он почти задохнулся, так сильно, что возвратились мои ушибы и боль. Было такое чувство, что мы вернулись в грузовик папы в Дакоте и отчаянно цеплялись друг за друга. Мы оба потерпели неудачу и держались за то, что еще могли сделать.
Он единственный, кто не увильнул в сторону, когда все начало выходить из-под контроля. Он единственный, кто держал слово, и я не отпускала его. Не тогда, когда могла поспособствовать этому.
— Ты мне нравишься, — пробормотала я напротив его пульса, осторожно двигая губами, чтобы у моих зубов не возникало странных идей. — Ты мне очень нравишься, Грейвс, — ты все, что у меня есть сейчас. Когда всё сбивает меня с ног. — Ты знаешь, ты мне действительно нравишься.
Мне следовало бы пнуть себя. Так держать, Дрю. «Ты мне нравишься» — это всё, что ты можешь сказать?
— Все сложно, — его дыхание было теплым пятнышком в моих волосах. — Ты знаешь. Я не хочу, ну, в общем, давить на тебя.
О, прямо сейчас это даже не беспокоило меня.
— Тебе не стоит волноваться. Ты единственный приличный парень, которого я нашла в шестнадцати штатах.
— А ты разбираешься в парнях! — как обычно сарказм. Мальчик-гот снова был собой.
— Ну, что могу сказать, у меня хороший вкус! Ты мне нравишься, Грейвс, — я снова чуть не добавила в конец предложения «Эдгар», но с усилием воли остановила себя.
— Ты мне тоже нравишься. Я просто... мы должны быть осторожны. Посмотри, что происходит. Хорошо?