Ревность
Шрифт:
У дампиров были комнаты повсюду. На всякий случай. Но Грейвс был лупгару. Ни оборотнем, ни вампиром. Чем-то другим. И он, очевидно, не собирался останавливаться в общежитиях, как они того хотели.
Я пыталась поймать его взгляд, но он все еще смотрел на Бенжамина так, как будто на лице дампира что-то застряло. Быть в окружении подростков-мальчиков, которые могут быть старше ваших родителей, становилось действительно странным. Вы начнете замечать мелочи, как и кто двигается или идет, и это кричит о их возрасте более эффективно, чем тайны, которые скрывает
Бенжамин действительно не казался старым. По крайней мере, не старее Дилана.
Боже, неужели теперь каждый день, когда я захочу расслабиться, меня будут посещать болезненные мысли? Очевидное решение — просто не расслабляться — было отчасти фиговым.
— Совет, — сказал он терпеливо. — Они управляют Главной и любой другой Школой и, как следствие, Братством. Они очень заинтересованы в тебе, — позади него, я услышала неподвижность остальных. Еще три парня: два блондина и худой парень с волосами мышиного цвета и со странной кривоватой улыбкой. — Мы будем ждать снаружи. Но тебе лучше одеться. Они устраивают официальный прием.
Я хотела, чтобы Грейвс посмотрел на меня. Но он просто стоял там, поглядывая из-под волос. Я уверена, что он нарисовал на лбу «идите в задницу», и это было более проницательно.
— Хорошо. Все, что у меня есть, это джинсы, — одна пара джинсов. И этот свитер, и толстовка на смену.
Бенжамин проглотил то, что собирался сказать. В ногах кололо, но все стабилизировалось. Я осторожно ступила в коридор, между лупгару и дампиром, и было жаль, что я не могла остаться сзади, в клетке.
По крайней мере, я знала, что происходит с Пеплом. Вроде того. Может быть.
Тишина растягивалась между нами. Они должны были переместиться, чтобы я смогла закрыть дверь, но никто не казался склонным к этому. Робкий паренек с кривоватой улыбкой — Леон, я вспомнила с трудом — бросил взгляд через плечо, с быстротой, подобной щелчку головы ящерицы.
— Я полагаю, что мы должны закрыть дверь, — сказала я наконец. — Вы, ребята, должны подвинуться.
Бенжамин вышел вперед, и я отступила, почти сталкиваясь с Грейвсом. В одно мгновение дверь закрыли, и Бенжамин вручил мне ключ.
— Вероятно, тебе следует держать его при себе. Учитывая, что ты здесь каждую ночь.
Он сказал это так, как будто был разочарован.
Я чувствовала, что мой подбородок упрямо поднялся, обычно моя бабушка называла это взглядом мула.
— Ему лучше, — по крайней мере, Пепел не бросался на стены.
— Он Сломленный, — но Бенжамин отступил, произнося тот же старый аргумент. — В комнату!
Это звучало как приказ, но я не стала спорить. У меня не было достаточно аргументов.
Это было чудо. Но как у всех чудес, у этого была противная сторона.
Глава 3
Главная Школа — самая большая и самая старая в Северной Америке: много солнечного света, падающего между бархатными занавесками, который освещал деревянные полы; бесценные старинные ковры; бархатные драпировки красного, синего, зеленого
Воск, лак лимонного цвета, запах старой древесины и сухого камня. И дыхание школы — что-то между моющими средствами и масляным ароматом большого количества детей, вдыхающих тот же самый воздух в течение долгого времени. Здесь с трудом сосуществовали две вещи — возраст и молодость. Войны давно закончены, и единственное, что осталось, — это перемирие, где противоборствующие стороны по привычке испепеляли друг друга взглядом.
Бенжамин встал передо мной, Леон стоял немного позади с левой стороны от меня. Лицо Грейвса — влажное от холодной воды — находилось справа. Как будто я была в центре амебы. Другие два дампира стояли позади меня, и если есть какой-нибудь намек на не обжившуюся девочку, так это подросток-дампир, который вечно ходит по ее следу и смотрит в спину. Не то, чтобы я когда-либо ловила их, пялящихся на меня, но если вы побывали в миллионах американских школ, то понимаете, почему все уделяют вашей персоне столько внимания.
Я назвала бы это «иметь третий глаз». Но я видела взгляды, и это было отвратительно. Существовало такое место в Оклахоме — верьте не верьте, его называли Вопль — где у парня, который управлял универмагом, был глаз позади побритого и татуированного черепа. Глаза спереди — карие, а позади — синий. А в холод из этого глаза текли красные слезы.
Он долго носил ковбойскую шляпу.
Люди приходили за многие мили вокруг, чтобы посетить его. Они приносили различные вещи: микстуры, заклинания — чтобы заплатить за то, что он мог сделать. Единственное, что он любил так же сильно, как деньги, — это третий глаз.
Он жарил их. Говорили, они были хрустящими и солеными, а с горчицей — пальчики оближешь.
Я дрожала. Позже я рисовала эти глаза в течение многих недель, машинально чертя их на полях и добавляя тени в те радужки, пока не получила от папы тот взгляд, который говорил, что мне, вероятно, не следует этого делать.
— С тобой все хорошо? — пробормотал Грейвс, не двигая губами.
— Просто думаю. Про глаза.
Он немного ссутулился под чёрным плащом. Он надевал его везде. Так он чувствовал себя комфортно.
— Я знаю, что ты хочешь сказать этим.
Во мне поселилась знакомая тяжесть. Не думаю, что ты знаешь. Мой рот открылся, чтобы сказать ему эти слова, потом закрылся. Он и так уже был вовлечён в добрую долю Истинного мира. Когда зубы Пепла прокололи его кожу, он потерял свою старую жизнь. Не берите в голову, что это была жизнь, которую Грейвс не хотел иметь. И это была все еще моя ошибка.
— То есть, — продолжил он чуть громче, — могло ли это быть более очевидным, что они наблюдают за тобой? А мы не можем никому доверять.