Ревность
Шрифт:
Я чувствовала запах Кристофа, но его не было в моем поле зрения. Свитер прикрывал почти что все, поэтому я осторожно высунула голые ноги из кровати. Было ни холодно, ни жарко, идеальная температура воздуха для того, чтобы подняться в ленивое, субботнее утро, прежде чем вы спуститесь вниз в кафе и возьмете еды. Затем время посещения нескольких уроков, но если бы вы были свободны, вы могли бы встретиться в парке с оборотнем и сделать пробежку. Как будто вы принадлежали стае.
Хотя удачи с этим. Вместо этого я встала в вертикальное положение, готовая
Но этого не произошло. Они держали меня так же, как и всегда.
Я подпрыгнула на кончиках пальцев, проверяя их. Я чувствовала себя... странно хорошо.
За исключением всего, что навалилось на меня. Грейвс исчез. Пепел и Огаст лежали в больничном крыле. А Анна...
Я покачала головой, мои волосы скользнули по свитеру Кристофа. Я не хотела думать об этом.
Я подошла к комоду, достала пару свежих джинсов и нижнего белья. Подошла к шкафу и взяла черную майку и угольного цвета кофту. Постояла там несколько секунд. У меня была красная майка, которую я взяла на распродаже в Таргете, всплеск цвета на темной ткани — как я люблю.
Я отнесла ее в ванную, и бросила в корзину для мусора. Расслабилась под струей горячей воды, чугунная ванная была скользкой, а занавески, прикрепленные к стене, шелестели каждый раз, когда я двигалась под водой. Моя мама стояла здесь? Намыливалась и удивлялась исчезнувшим синякам? Моя кожа была идеальной, только призрачные тени напоминали, где были большие синяки, если вы знали, где искать.
Ее растили дампиром, или ее отец хранил это в секрете? Я коснулась теплого медальона, смыла с себя грязь. Она хотела «нормальной» жизни. Чему бы она меня научила, если бы не была убита?
Все приводит к Анне. Как можно так сильно ненавидеть кого-то? Это даже не по-человечески.
Да. Мне нравилось пить кровь. Насколько это было человеческим?
Я все еще чувствовала себя хорошо, когда вышла из душа и вытерлась, обращаясь с телом так, как будто это была дикая лошадь, которая могла бросить меня в любой момент. Я почувствовала утренний голод и хотела кофе, но, скорее всего, не банановый латте. Больше всего я хотела удостовериться, что с Пеплом и Огастом все было хорошо, и начать поиски Грейвса. Я не знала, что сказала бы ему, потому что...
Кристоф.
Память о молнии прошла сквозь меня. Зажившие отметки клыков зашлись еще одним приступом боли. Как бы я объяснила это Грейвсу?
А надо было объяснять? Волновался бы он? Принесло бы ему это облегчение?
Если бы я ушла, что бы делал Кристоф?
Я заплела волосы. Такое ощущение, что у меня тряслись пальцы, но они не тряслись. Моя брезентовая сумка все еще лежала на стойке рядом с симпатичной раковиной. Я завязала волосы резинкой и подумала о стопке наличных, спрятанных здесь. Не было огромной уловкой достать больше. Папа научил меня как.
Раньше в одиночку я никогда не делала этого. Но если я переживу все это, то достать деньги не будет большой проблемой.
Я держалась за стойку и дышала. Вдох-выдох, ровно.
Я пила кровь, а солнце не причиняло мне боль.
Когда я открыла дверь ванной, продевая ремень сумки через плечо и поправляя ее на бедре, Кристоф сидел на подоконнике и поднял глаза. Свет снова падал на него, превращая его в статую другого вида. В его руках была одна из книг, а голубые глаза приняли меня и потеплели.
Но он не улыбался.
— Доброе утро, — он закрыл книгу, и осторожно отложил ее в сторону. — Совет созывает собрание. Как только ты будешь готова, они захотят увидеть тебя.
Я с трудом сглотнула.
— Что если я не хочу? Я хочу увидеть Пепла и Огаста и... — и я ухожу.
Я не могла сказать ему это.
— Я проверил Сломленного и Огаста меньше, чем полчаса назад. Огаст проснулся и завтракает; Сломленный поправляется. Сэмюель говорит, что он поправится.
Я схватилась за дверной косяк. Искала на лице Кристофа признаки лжи и ничего не нашла.
— Серьезно? Он уверен?
Кристоф кивнул. Встал с подоконника и сделал два шага в моем направлении.
— Он говорит сто процентов. С Бенжамином и его командой тоже все хорошо; ты увидишь их на закате.
Тяжело было сказать, вернулась ли слабость, или было это облегчение, такое глубокое и широкое, что я могла погрузиться в него. Мне потребовалось несколько попыток, чтобы открыть рот и задать самый важный вопрос.
— Грейвс? –— каркнула я. Пожалуйста. Пожалуйста, скажи мне, что он вернулся.
Выражение Кристофа не изменилось.
— Вся Главная Школа обыскивается. Его здесь нет, и никто не видел, чтобы он покидал территорию. Мне... жаль, Дрю, — он даже казался огорченным, хотя вспышка чего-то пробежала в его голубом взгляде. Там было что-то и ушло, прежде чем я смогла определить, что это было.
Разочарование разбилось об меня.
— Чего хочет Совет?
— Я не знаю. Только то, что это важно. И могу предположить, они стремятся загладить свою вину перед тобой.
О, да, держу пари, что так и будет.
— Что насчет тебя? Ты — тот, кого они привлекли к Судебному процессу!
— Некоторых из них уже, вероятно, подозревают, хотя они не могут двигаться дальше без доказательств. Это не имеет значения, Дрю. Ты в безопасности. Анна в бегах. Попытка Сергея разделять и властвовать провалилась.
— Сергей, — я не вздрогнула, когда произнесла его имя, хотя оно принесло головную боль. — Он... Но Анна...
— Подозреваю, она думала, что могла контролировать и манипулировать и им тоже. Они оба очень, очень хорошо справляются с этим, — тень появилась на его идеально пропорциональном лице. — Хотя у него несколько больше практики. Пожалуйста, Дрю. Приди на собрание. Успокой их страхи.