Революционер одной соломинки. Философия и работа Масанобу Фукуоки
Шрифт:
Я не хотел работать в поле. Я хотел лазить по скалам на берегу моря, идти пешком к вулкану или вернуться в хижину и почитать книгу. . . где угодно, только не там, где я был. В ашраме было мало личного времени. Я был лишен привычных удовольствий и вещей, на которые я обычно полагался, чтобы снять стресс. Это вызвало у меня беспокойство и, в конце концов, злобу не на других, а на мир в целом. Первые несколько раз я готовил по очереди, еда была ужасной, и она была готова на два часа позже. Я чувствовал, что подводил всех, что бы я ни делал. Я стал замкнутым и капризным. Короче, у меня был бардак.
Остальные, должно быть, заметили, через что я проходил. Они не винили меня, но и не пытались поднять мне настроение. Вероятно, они видели, как это происходило с другими
Затем однажды днем все изменилось. В тот день я работал один. Я помню, как заметил, что кирка, как и прежде, качнулась в почву, корни расшатались, но это было без усилий, как если бы работу выполнял кто-то другой, а я стоял и смотрел. Я действительно наслаждался ощущением того, как мышцы моей спины растягиваются с каждым гребком и тянутся вниз, чтобы освободить корни. На самом деле, мне это нравилось. Я стал одним целым с корнями бамбука и почувствовал, что знаю их лично. Затем я поднял глаза и увидел остров во всей его красоте, как будто впервые, деревья, колышущиеся на ветру, птицы, открытое голубое небо.
В тот момент мне лучше не было места, как прямо в поле, копая эти корни. Когда я услышал, как коровий колокольчик объявляет, что обед готов, я не хотел уходить.
Я стал настоящим, сосредоточенным на том, что делаю, и ни на чем другом.
Буддийский термин для этого - самоосознанность. Мой разум стал ясным, а мой дух - радостным. Работа превратилась в игру, и ко мне вернулась уверенность. Я научился работать, другие сразу заметили разницу и стали относиться ко мне по-другому. Одна японка улыбнулась и сказала: «Похоже, у тебя сегодня хороший день в поле». Кто-то еще показал мне, как точить серп и кирку с помощью точильного камня и напильника, а другой отвел меня на кухню и дал советы о том, как приготовить еду эффективнее и быстрее. Один парень, который пробыл там больше года и раньше не сказал мне двух слов, рассказал мне историю о том, через что он прошел, когда впервые приехал на остров. Это была история, удивительно похожая на мою. Наконец-то меня приняли в сообщество. Я увидел, как изменение моего отношения помогло другим, и это было полезно для группы в целом. Я понял, что работа над своим личным осознанием - это не эгоистичное стремление, на самом деле это был эффективный способ внести реальные и позитивные изменения в мир.
Несколько дней спустя Нага-сан, один из основателей ашрама, упомянул, что несколько человек собирались на несколько дней на другую сторону острова, и спросил, не хочу ли я поехать с ними. О боже, да! На следующее утро мы отправились в путь рано утром и направились прямо вверх по горе, остановившись у кратера на обед. В тот день вулкан отдыхал, но рев все равно был оглушительным. Сам кратер имеет глубину пяти или шестисот футов и ширину почти в милю. Пар извергался из вентиляционных отверстий по сторонам и дну кальдеры. Выглянув наружу, можно было увидеть другие острова в виде бледных зеленых точек в синем море. Затем мы продолжили путь, примерно за семь часов. Мы остановились в пещере, которая была точно такой же, как та, в которой, как я представлял, ютились сельские жители во время извержения 1813 года, ловили рыбу и добывали дикие съедобные растения.
В течение следующих нескольких месяцев я продолжал копать корни бамбука, собирать дрова в лесах и коровий навоз с пастбищ и сажать сладкий картофель. Я также помог построить небольшой дом. Для этого нужно было спустить с горы бревна для столбов и балок, сплести бамбуковые решетки для стен и сделать крышу из бамбука с соломой. Я также помогал сельским жителям с некоторыми проектами в городе и один или два раза выходил на рыбалку за пределы рифа, но моим главным интересом и обязанностью оставалось сельское хозяйство. Однажды вечером после обеда я пошел на поля. Почва, представлявшая собой почти чистый вулканический пепел, искрилась в лунном свете. Вершина вулкана светилась жутко-красным светом, становясь ярче и затем тускнея, как будто гора дышала. В ту ночь Онтаке-сан был не в полной силе, он только урчал, что-то напевал себе под нос. Я смотрел на наполовину засаженное поле сладкого картофеля и слышал шелест бамбука на ветру. Я постоял
Прошло чуть больше четырех месяцев, моя продленная виза истекала, и я начинал слышать зов открытой дороги, поэтому я покинул остров Суванос и свое сообщество новых друзей и отправился на юг, всегда выбирая самый медленный и дешевый способ транспортировки. Я остановился на нескольких других небольших островах по пути в Окинаву, Тайвань и, наконец, Гонконг. Я еще не был готов покинуть острова Тихого океана, поэтому вместо того, чтобы ехать в Индию, я решил побаловать себя отпуском (в рамках моего продолжительного отпуска) и направился на восток, на Филиппины, а затем в Микронезию. После пяти или шести месяцев там и других приключений я вернулся в Калифорнию, где записался на программу почвоведения и питания растений в Калифорнийском университете в Беркли.
Обратно в школу
Мне повезло, что я изучал почвы в Калифорнии а не в одной из других университетских сельскохозяйственных программ, которые были переданы агробизнесу. Студенты и профессора Беркли были здесь только по одной причине - все мы любили землю. Исследования, конечно, проводились, но по большей части они касались основных вопросов о природе самой почвы, а не только о том, как ее использовать для получения прибыли.
Когда я закончил среднюю школу, я помню, как вздохнул с облегчением, потому что мне никогда больше не придется проходить еще один курс естествознания. Теперь, по иронии судьбы, я обнаружил, что посвятил год основам химии, физики и биологии, а также курсам ботаники, химии почвы, микробиологии почвы, патологии растений, питанию растений, физиологии растений и множеству других лабораторных и полевых курсов. . Но все было иначе. На этот раз я применил науку к чему-то
Меня это действительно интересовало. Я не особо заботился о лабораторных работах, но мне нравилось находиться в поле, узнавать о формах рельефа, о том, как почва развивается с течением времени, и о взаимоотношениях между растениями, почвой и микроорганизмами, существующими в естественных условиях.
Лучшим курсом в колледже, который я когда-либо посещал, был Soils 105. Это был шестинедельный летний курс, предназначенный в основном для людей, которые однажды будут картографировать почву, должны будут прочитать исследование почвы, управлять ресурсами для государственного учреждения или иным образом работать с почвами. Нас было около двадцати, в основном почвоведы из Беркли и Калифорнийского университета в Дэвисе, но было и несколько студентов-лесников. Мы объехали всю Калифорнию и некоторые районы западной Невады, останавливаясь в определенных местах, чтобы выкопать ямы шнеком или проанализировать дорожные разрезы, которые выявили профиль почвы.
Затем мы поработали в группах, чтобы описать почву, как если бы кто-нибудь проводил исследование почвы. Мы изучили климат, топографию, цвет, текстуру, структуру и другие физические свойства почвы, а также взаимосвязь между различными типами почвы и растительностью. Большую часть времени мы располагались лагерем, но иногда останавливались в университетском общежитии или в ратуше.
Из множества лекций, которые я посетил в то время, одна особенно запомнилась мне. Профессор, который обычно не излучал ничего, кроме спокойствия и хороших вибраций, был до странности суров, пока он перемешивал свои записи, прежде чем начать. «Сегодня, - сказал он, - мы поговорим о сельском хозяйстве».
Он рассказал нам, что происходит, когда почва вспахивается: растительность уничтожается; структура почвы нарушена, что затрудняет свободную циркуляцию воздуха и воды; различные слои почвы смешиваются или переворачиваются; сообщества микроорганизмов отправляются в хаос; длинные пряди грибов, которые так важны для питания растений и поддержания их здоровья, измельчаются; органическое вещество сжигается с ускоренной скоростью, снижая плодородие почвы и ее способность удерживать воду; и голая земля остается открытой для эрозии. Затем он перешел к обсуждению эффектов применения химических удобрений.