Революционер
Шрифт:
— Дотянете как миленькие! Если останавливаться не будете… — дополнил он, зажигая ещё одну сигарету.
— Ну вы даёте, ребята…
Лис ничего на это не ответил, и разговора у нас так и не вышло. Хотелось побить морду этому рыжему хитрому гаду, который вместо нормального топлива привёз нам отработанное подсолнечное масло, и ещё говорил, что на этом мы куда-то уедем. Отчаянно хотелось верить…
Но когда пёс по кличке Барсук проснулся, он даже не стал ворчать насчёт масла. Просто велел перекачать его в запасной бак — на меня даже внимания не обратил, как будто я был пустым местом.
К двенадцати часам весь личный состав проверили, снабдили очередной порцией сухого
Все любопытные морды тут же высыпали посмотреть что сучилось. Оказалось — ничего необычного. К мэру подошёл наш командир, представился и выяснил, в чём дело.
— Сил судить этого мерзавца у нас почти нет, — пёс стукнул по борту машины, и там кто-то замычал, — Возьмёте его в Москву, там сдайте кому-нибудь построже…
Командир заглянул в кузов — там, связанный по всем лапам и заткнутый средних размеров простынёй, лежал захваченный нами в плен лис. Придя в себя, бедняга матерился и брыкался — наверное, именно поэтому его и заткнули.
— И какой нам с него навар? — спросил шакал, — Его же кормить, поить…
— Он уже покормленный, — заверил пёс, — до Москвы он дотянет — а там уж с ним разберётесь.
Долго уговаривать не пришлось — шакал кивнул, и двое солдат затащили его в соседний вагон.
— ПО МЕСТАМ!!! — скомандовал чёрный, махнув лапой машинисту. Барсук тут же нацепи свою фуражку и запрыгнул в кабину. Локомотив тряхнуло, и двигатель в три тысячи лошадиных сил спокойно и довольно заворчал.
— Это он ещё на остатках дизеля работает, проворчал я.
— Да что тебя тревожит? — спросил доберман, лёжа на соседней полке.
— Не хочу опять волочить этот чёртов поезд на себе…
Пёс хмыкнул, понимая, что если что, это сулит и ему…
По вагонам прошла волна сцепления, и мы тронулись в путь до Москвы.
Машинист попытался разогнаться до своей предельной скорости — пути были достаточно хорошими и известными, их поддерживала Москва со своими ресурсами, но всё равно, как я и предсказывал — через час нам пришлось перейти на подсолнечное масло. Двигатель хоть и работал довольно хорошо, но всё равно — больше пятидесяти километров в час не случалось. Я уже чувствовал, как меня зовёт моя личная лямка под сиденьем…
— Десять километров до электропути! — объявил шакал, заходя к нам в вагон. Завидев нас с Доббом, он присвистнул.
— Вы, двое, — сказал командир, — спускайтесь и за мной в головной вагон.
— А нам это надо? — поинтересовался мой друг.
— Приказы, товарищ ефрейтор, не обсуждаются. Спускайтесь!
Мы с неохотой слезли о своих полок и отправились за шакалом. Он провёл нас через все вагоны до самого локомотива, не останавливаясь и не оглядываясь. Нас кое-где всё ещё встречали как героев, но это откровенно приелось. Командир, между тем, спокойно вышел из первого вагона и прошёл в локомотив.
Мы пожали плечами — обычно заходить туда было строжайше запрещено — после того, как один незадачливый солдат слил всё топливо для дизельного локомотива. Нас, наверное, посчитали не столь тупыми.
Первый с конца у нас был электрический локомотив. Он использовался везде, где было напряжение и нужное оборудование — контактный рельс или линия электропередач. Это были самые счастливые для всего состава участки пути — поезд шёл быстро, плавно и без рывков. Часто на таких перегонах перезаряжались те, кому это было необходимо — генераторы работали на полную, контактная сеть давала почти неограниченное количество электричества — можно было
Вторым локомотивом был дизельный — он сейчас и тащил весь наш состав, рыча своим движком. Обходить его пришлось по наружному борту, поскольку наш машинист не пускал туда вообще никого принципиально — топливо для этого локомотива было ужасающим дефицитом — а его как раз таки требовалось больше всего.
И последним, а точнее первым локомотивом был огромный чёрный паровоз. В его небольшую кабину мы вошли по внешней дорожке над огромными громыхающими своими сочленениями колёсами, тяжёлыми, как чёрт. Меня всегда впечатлял именно головной локомотив — самый большой из трёх, с огромным скотоотбойником перед собой — это был единственный паровоз, который мог потянуть за собой весь состав, включая два дополнительных локомотива. У нас его прозвали драконом — за его звук. И действительно, когда машинист растапливал топку, а потом запускал его — это было грандиозное зрелище. Меня неимоверно впечатлило это в первый раз, когда я увидел, как восемь пар стальных колёс вместе провернулись на месте, не трогая поезд с места — несколько раз, а потом, чуть замедлив свой ход, вперёд. Машина, весом больше чем пятьсот тонн, разгоняла состав до сотни километров в час, требуя при этом огромное количество угля, мазута и воды. Обычно этот гигант использовался только в крайних случаях — если не хватало дизельного топлива или не было электричества, а ехать надо было быстро…
И что самое интересное нам рассказал барсук — поезд был не наш, а из далёкой Америки. Как он оказался у нас, а главное, зачем — никто уже не знал. У нас его берегли, как священную реликвию, и старались без нужды не гонять. В России его слегка переделали, но лишь внешне — добавили дорожки, чтобы можно было ходить у котла прямо на ходу, и некоторые другие косметические особенности.
Шакал повёл нас в кабину этого самого паровоза. Доберман охотно завернул за ним, а я ещё минутку стоял, любуясь огромным тяговым механизмом колёс, сейчас работающим вхолостую. Очень хотелось пройти около котла по узенькой дорожке, оказаться на носу этого поезда… Но я был не настолько мал, чтобы там поместиться.
— Эй, ты там застрял? — поинтересовался Добб, высунув морду в запыленное окошко.
— Уже иду…
Внутри кабины было довольно тихо и уютно, хоть и не тесно. Тут нашлось место даже для небольшой полки, на которой можно было устроиться спать…
— Присядьте, — велел нам командир, указывая на неё, — У меня к вам небольшой разговор.
Я аккуратно поджал хвост к спине, усаживаясь на полку. Доберману повезло куда больше с этим делом.
— Чем-то провинились, товарищ капитан? — спросил доберман, следя за передвижениями шакала.
— Если не считать, что ты увёл у меня из-под носа ящик патронов, то строго наоборот. В данный момент мне нужны лучшие.
— Это приятно, — констатировал я.
Шакал приподнял свою фуражку пальцем, потом вообще снял её, растрепав свои уши.
— Могу сделать вам ещё приятнее, — сказал он, садясь на место кочегара, — Вы, наверное, думаете о увольнительной?
Я переглянулся с моим другом за пару секунд. Мы дружно кивнули шакалу.
— Отлично, — улыбнулся он, но как-то криво, — это не без подвоха.