РЕВОЛЮЦИОННЫЙ НЕВРОЗ
Шрифт:
На следующий день та же толпа разбила ворота женской больницы Сальпетриер. Громилы начали с того, что убили пятерых или шестерых престарелых женщин, без всякого иного основания, кроме того, что они стары, потом бросились на молодых арестанток и на публичных женщин и перебили из них душ тридцать, насилуя одновременно как живых, так и мертвых. Этим, однако, дело не окончилось; они проникли в спальни сиротского отделения, растлили массу маленьких девочек, а некоторых из них даже увели с собой для дальнейшей в том же роде забавы. [29]
29
Доктор Лассер.
Одновременно и судьи, и палачи, сентябрьские злодеи, как дикие звери бросающиеся на беззащитных жертв, являются воплощением жесточайшего цинизма. В минуты отдыха они пьянствуют, [30] равнодушно глядя на трупы своих жертв, валяющиеся кучами по дворам и улицам.
Некоторые будто бы утоляли жажду человеческой кровью? Здесь уместно заметить: не отсюда ли пошла легенда, которой долго верили, якобы девица Сомбрейль выпила ради спасения отца, стакан человеческой крови? Гораздо вероятнее,
30
В настоящее время может считаться доказанным тот факт, что сентябрьские убийцы были все поголовно пьяны, могли ли бы они, впрочем, иначе и совершить свое кровавое дело? Мы приведем в подтверждение этого слова двух очевидцев.
Вот, что говорит об этом Монгальяр в своей Histoire de France (t. III, р. 190).
«Сотня подкупленных убийц, с лицами, обезображенными злобой и жаждой крови, вином и особенным напитком, смешанным с каким-то зельем для возбуждения ярости, вооруженные саблями, топорами, пиками, пистолетами и штыками, собираются под звуки марсельезы и с криками „Да здравствует нация“, требуют выдачи им заключенных, чтобы их всех перебить». Как не преувеличивает вообще Мотон де Варен, однако и он дает подчас не бесполезные сведения. Мы заимствуем у него описание следующего случая. Утомленные убийцы, продолжая пить водку, в которую Мануэль велел подсыпать пороху, чтобы разжечь снова их неистовство, уселись в кружок прямо на трупах, чтобы перевести дух. Случайно мимо проходила женщина с корзиной булок, убийцы отняли у нее хлеб и начали его пожирать, макая каждый кусок в раны своих еще трепещущих жертв. «Hist des evenements, qui ont eu lieu en France pendant les mois de juin, juillet, aout et septembre 1792, par M. de la Varrenne», p. 400–401.
31
См. по этому поводу: «La chronique medicale, 1-er Fevrier» 1905.
32
10-го августа, когда последовал разгром Парижа, революционная банда оказалась весьма почтительной к женскому полу. «Они пощадили не только всех женщин, живших во дворце, — пишет молочный брат Марии-Антуанетты, Вебер, — но также и королевского доктора, Лемонье. Подробности спасения последнего не безынтересны. Во время нападения толпы, он не вышел из своего кабинета и даже не переоделся. Люди, с окровавленными руками, грубо застучали в его двери — он отворил. „Что ты тут делаешь? — спросили его, — ты совсем спокоен?“ — „Я на своем посту!“ — отвечал старик. — „Кто ты такой?“ — „Я — врач короля“. — „И не боишься?“ — „Чего мне бояться? Я безоружен, а, разве трогают тех, кто сам не может никого обидеть?“ — „Ты добрый малый, — говорят санкюлоты, — тебе здесь не место, другие, пожалуй, не поймут тебя. Говори куда бы ты хотел отсюда отправиться?“ — „В Люксембург!“ — „Так следуй за нами и не бойся ничего“. Его заставили пройти мимо целого леса штыков и копий… Товарищи, говорили они, пропустите этого человека, это королевский лекарь, но он бесстрашный человек и добрый малый… Он прибыл цел и невредим в Сен-Жерменское предместье». Memoires concernant Marie Antoinette, par Weber, t. II; Paris, 1882, р. 347–348.
ГЛАВА III
МУЧЕНИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ ПРИНЦЕССЫ ЛАМБАЛЬ
Бегство королевской фамилии в Барен было наиболее выдающимся событием 1791 года. Среди немногих приближенных, которых королева Мария-Антуанетта посвятила в этот план, была принцесса Ламбаль, бывшая обер-гофмейстерина королевского двора, замененная лишь незадолго перед тем в этой должности герцогиней Полиньяк.
Между королевой и ее другом-принцессой было условленно, что последняя отправится в Омаль, где жил ее свекор, герцог Пантьеврский, и будет ожидать там писем от королевы тотчас по прибытии королевской
Во вторник, 21 июня 1791 г., принцесса действительно приехала в Омаль, но тотчас же отбыла далее, и на следующий день на английском корабле отправилась в Англию. 23 июня королевская фамилия, возвращенная из неудачной попытки к бегству, прибыла в Тюльери, которые отныне превратились для нее в место заключения.
Месяц спустя Мария-Антуанетта писала своей подруге известное письмо, из которого достаточно привести следующий отрывок. «Я счастлива, моя дорогая Ламбаль, что при ужасном положении наших дел хоть вы в безопасности; не возвращайтесь, я, кажется, всем приношу несчастье. Для моего спокойствия необходимо, чтобы мои друзья не компрометировали себя напрасно, это значило бы себя губить без всякой пользы для нас. Не увеличивайте же моих личных забот беспокойством за тех, кто мне так дорог…». [33]
33
Фогт Гунольштейн. Correspondance de Marie-Antoinette.
Несколько времени спустя королева писала ей вновь: «У меня нет более никаких иллюзий, милая Ламбаль, и я полагаюсь теперь только на Бога. Верьте в мою нежную дружбу и если хотите доказать мне ее взаимно, то, прошу вас, берегите свое здоровье и не возвращайтесь, пока не поправитесь окончательно». [34]
Все это время принцесса жила в Англии и вела переговоры с правительством и государственными людьми, стараясь заинтересовать их в участи французской королевской четы. Вместе с тем она лечилась для восстановления своих расшатанных сил. Но она не столько заботилась о своем здоровье, сколько о том, что происходит в Париже при дворе, во время ее отсутствия. Письма королевы не могли ее конечно успокоить.
34
Де Дескюр. La princesse de Lamballe, стр. 262–263.
В сентябре 1791 г. Мария-Антуанетта пишет ей снова: «Я грустна и огорчена. Беспорядки не прекращаются. Я вижу, как с каждым днем возрастает дерзость наших врагов и падает мужество честных людей. День да ночь — сутки прочь! Страшно думать о завтрашнем дне, неведомом и ужасном. Нет, еще раз повторяю вам, моя дорогая, нет возвращайтесь ни за что… Не бросайтесь добровольно в пасть тигра… С меня довольно тревоги за мужа да за моих милых малюток…».
Принцесса была в отчаянии от того, что не может быть полезна своим государям. Невзирая на сопротивление королевы, она настойчиво требует своего возвращения ко двору. «Милая Ламбаль, не возвращайтесь» — пишет ей королева почти в каждом письме. «Не трогайтесь с места» — пишет ей в свою очередь и сам король. «Момент ужасен, я не хочу, чтобы вы жертвовали собою без надобности» — снова повторяет Мария-Антуанетта Но принцесса, все более и более беспокоясь, слушается только собственного сердца. Под предлогом болезни герцога Пантьеврского она возвращается туда, куда ее требует долг. Она, может быть, еще не думала, что, возвращаясь, устремляется в пропасть, но предчувствие опасности в ней уже зародилось. Перед отъездом во Францию она совершает в Лондоне духовное завещание. Единственной побудительной причиной, заставившей принцессу Ламбаль броситься, как выражается королева, в пасть тигра, была вне всякого сомнения исключительно ее беспредельная преданность королевскому дому, ради которой она не остановилась даже пожертвовать своей жизнью. Мы имеем этому самые несомненные доказательства.
Д'Аллонвиль, автор секретных мемуаров, который пишет и говорит только о том, чему был лично свидетелем, сообщает по этому поводу следующее: «У королевы оставался только один друг, принцесса Ламбаль. Эта красавица возвратилась из Ахена к Марии-Антуанетте, чтобы утешить ее в потере другого не менее нежного друга, отправившегося в изгнание. Напрасно принцессу умоляли отказаться от этой роковой поездки. „Королева желает меня видеть, — отвечала она, — мой долг: при ней жить и умереть“».
Другой свидетель говорит почти то же самое. 4 ноября госпожа Ламбаль приехала к больному свекру, а 18-го уже выехала далее, спеша к своей государыне. Только 6 мая следующего года она вновь посетила герцога Пантьеврского, и то всего на одну неделю, спеша снова обратно на свой почетный, но опасный пост.
Вскоре для принцессы представился случай доказать свое мужество и хладнокровие. 20 июня народная толпа ворвалась в Тюльерийский дворец. Госпожа Ламбаль в течение всего этого ужасного дня не оставляла королеву ни на минуту. Во время всей длинной и тяжелой сцены, которая происходила, она, стоя за креслом королевы, казалось, думала исключительно об опасности, угрожавшей государыне, не заботясь ничуть о самой себе.
В этот день Марию-Антуанетту едва не постигла участь, которая через 2 месяца стала уделом принцессы. Мужчины и женщины, вооруженные ножами, вилами и пиками с страшными криками и ругательствами бросаются к королеве. Один показывает ей пук прутьев с надписью: «Для Марии-Антуанетты», другой представляет ей модель гильотины, третий — виселицу с куклой в женском платье, четвертый сует королеве, не опускающей ни на минуту головы, кусок кровавого мяса, вырезанного в форме сердца, с которого капает кровь. [35] Стойкость принцессы Ламбаль не поколебалась.
35
Гонкур. Histoire de Marie-Antoinette.
10 августа, при обсуждении вопроса о судьбе королевства применительно к новой конституции, Людовик XVI с семейством был помещен в закрытой трибуне, позади президентского места. В этой узкой, дурно вентилируемой и едва освещенной комнатке была страшная жара и спертый воздух. Госпожа Ламбаль, нежная и слабая женщина, упала в обморок и была вынесена замертво. Придя в себя, она тотчас, потребовала, чтобы ее отвели обратно к королеве.
После весьма бурного заседания Национальное Собрание постановило перевести королевское семейство в Фёльянтинский монастырь. Но кем-то было замечено, что там надзор за пленниками будет совершенно невозможен и потому окончательно решили перевести их в Тампль, где можно было учредить присмотр более строгий.
Королевская семья прибыла в Тампль в 7 часов вечера в понедельник 13 августа. Принцесса Ламбаль была в числе немногих, ее сопровождавших.
В ночь с 19 на 20 число вышел приказ Парижской коммуны, предписывавший всем посторонним, не принадлежавшим к королевской семье лицам, немедленно покинуть Тампль. Декрет этот касался и принцессы Ламбаль. Отведенная в Коммунальное управление, она была подвергнута там краткому допросу. Затем ее в продолжение нескольких часов продержали в кабинете одного из членов Собрания. В полдень ее перевели в другую тюрьму.