Революция грядет: борьба за свободу на Ближнем Востоке

Фарес Валид

Их, однако, беспокоит другое – перераспределение геополитических сил в регионе, разрушение привычного статус-кво. И здесь включаются уже иные факторы: рост активности и влияния Ирана, которого арабские монархии боятся куда больше, чем, скажем, извечного противника Израиля, связанная с этим постепенная мобилизация шиитских меньшинств, меняющаяся Турция, которая перестала быть лояльной частью Запада, трудно предсказуемая динамика внутри Палестины, наконец, непонятное будущее американского военно-политического присутствия в регионе.

Иными словами, огромный регион Большого Ближнего Востока, который простирается от северо-западной оконечности Африки до Южной Азии, пришел в движение. Удивляться

такому развитию событий не приходится, хотя никто не ждал их именно сейчас. Ведь политический дизайн этой части мира, по сути, почти не менялся со времени деколонизации. В частности, примечательно, насколько мало – по сравнению с другими уголками планеты – ландшафт Ближнего Востока затронули катаклизмы конца ХХ – начала ХХI в., хотя среди них была, между прочим, и «Буря в пустыне» – грандиозная международная операция по освобождению Кувейта, аннексированного Саддамом Хусейном. Тогдашний смерч кардинально перекроил Европу, стер с географической карты Советский Союз, стимулировал трансформацию Восточной и Юго-Восточной Азии (не только ускорение реформ в Китае, но и демократизация Южной Кореи, Тайваня, Индонезии), запустил модернизацию в Индии, вывел из моды диктатуры по всей Латинской Америке и содействовал отмене режима апартеида в Южной Африке. И только на Ближнем Востоке у власти сохранились авторитарные режимы, зачастую – даже без персональных изменений, в лучшем случае предпринявшие косметические меры по улучшению имиджа.

Отдельные эксперименты с демократизацией давали результаты от плачевных до катастрофических. Гражданская война в Алжире после победы на выборах 1991 г. Исламского фронта спасения, приход к власти ХАМАС после голосования 2006 г. в Палестине, не говоря уже о «навязывании демократии» в ходе второй иракской войны, начатой Соединенными Штатами в 2003 г.

Исходя из этого, легко сделать вывод о том, что перемены были объективно неизбежны, предпосылок для них накопилось достаточно, а поводом в какой-то момент могло послужить почти что угодно. Можно долго гадать, стечение каких именно обстоятельств привело к социально-политическому взрыву зимой 2010/11 г. Возможно, когда-нибудь изучение рассекреченных материалов прольет свет на катализаторы событий, но сейчас это совершенно непринципиально, поскольку куда важнее не то, что стало причиной перемен, а то, к чему они ведут.

Фарес уверен, что борьба на Ближнем Востоке идет между «силами, нацеленными на установление деспотического фундаменталистского Халифата», и «гражданским обществом, ориентированным на демократию и социальные свободы». Он полагает – и, как показали события, совсем небезосновательно, – что деспотические режимы, которые десятилетиями презентовали себя в качестве гарантов стабильности и единственного барьера на пути исламистов к власти, не удержат ситуацию под контролем. Западная трактовка «арабской весны», к которой после некоторого замешательства склонились и медиа, и политики, заключается в том, что это – восстание демократических масс против тиранических режимов, аналог «бархатных революций» в Восточной Европе в 1989 г. Однако простые и понятные схемы, легко усваиваемые общественным сознанием и политическими элитами, опасны тем, что способны привести к кардинально ошибочным выводам о сущности происходящего.

В Восточной Европе, несмотря на несколько десятилетий подавления, существовала четкая политическая альтернатива коммунистической власти – относительно структурированная в идейном плане и интеллектуально состоятельная оппозиция. А также четкое представление о той общественной системе и геополитической ориентации, к которой следовало стремиться. Практически все восточноевропейские страны сразу оказались под западным патронатом – не навязанным

им, а горячо желанным, принимаемым добровольно.

На Ближнем Востоке ничего этого нет. Жестоким автократическим режимам, которые, вероятно, действительно исчерпали свой потенциал, противостоят стихийно сложившиеся и крайне разношерстные сообщества, объединенные исключительно ненавистью к правящей верхушке. Вероятно, среди них попадаются и активисты «гражданского общества, ориентированного на демократию и социальные свободы», и «силы, нацеленные на установление деспотического фундаменталистского Халифата», и отколовшиеся от режима его верные слуги, и просто выходцы из не представленных во власти племенных и этнических групп. Главное, что свержение тирана в такой ситуации – не завершение кризиса, а лишь его начало, поскольку после него нет ответа ни на один вопрос, связанный с будущим нации.

Примеры государств, где лидеры действительно сменились, свидетельствуют о том, что залогом управляемости является сохранение прежних каркасов – ни в Тунисе, ни в Египте революционеры так и не получили власти (по крайней мере пока), хотя санация прежних элит и произошла. И дело не только в том, что прежняя номенклатура не желает выпускать из рук рычаги. Дилемма египетских военных, которые в итоге и отстранили Хосни Мубарака от власти, заключается в том, что они были бы готовы передать бразды, но всерьез – и неспроста – опасаются, что результаты выборов не позволят сформировать ответственное и устойчивое правительство. А нестабильность власти в арабском мире – это совсем не то, что чехарда сменяющих друг друга кабинетов в Европе.

Не стоит забывать, что даже в «цивилизованной» Восточной Европе неоднородные государства не сохранились после ухода тоталитарных режимов, в лучшем случае разведясь спокойно (Чехия и Словакия), в худшем – в результате кровавых междоусобных войн (республики бывшей Югославии). Многие государства Ближнего Востока – образования сами по себе искусственные, с очень пестрым составом населения и обязанные своими границами картографам бывших колониальных держав. Отсутствие «железной руки» способно стимулировать процесс перекройки территорий, тем более что в ряде случаев это будет связано с борьбой за природные ресурсы. «Мирный» (после долгих лет гражданской войны) раздел Судана может стать предвестником дальнейшего передела.

Что же касается внешнего патроната, то ситуация еще менее предсказуема. Попытки великих держав применять имеющиеся инструменты для решения новых задач приводят к конфузам – долгая и бесславная кампания НАТО в поддержку «ливийских повстанцев» дискредитировала альянс и окончательно запутала ситуацию в этой стране. Зато ливийский урок усвоил Башар Асад – не сдаваться, а сопротивляться и давить, только так можно сохранить шанс на власть. Типичный пример действия «закона непредвиденных последствий».

В отличие от Европы конца ХХ в. на сегодняшнем Ближнем Востоке нет «большого проекта», в который могли бы вливаться освобождающиеся от тирании народы. Под ударами «демократического пробуждения» в регионе рухнули два наиболее прозападных режима. Третий диктатор, также тесно связанный с Западом – президент Йемена Али Абдалла Салех, – фактически утратил власть. Ни США, ни Европа не смогли и не захотели поддержать своих надежных и многолетних партнеров, поспешив оказаться на «правильной стороне истории». Однако будущим правителям, кто бы ими ни стал, явно придется больше ориентироваться на мнение «арабский улицы», настроенной в массе своей антиамерикански и антиизраильски. А легкость, с которой прежние патроны отказались от своих бывших клиентов, способна насторожить других союзников Соединенных Штатов – имеет ли вообще смысл ставка на столь переменчивых партнеров?