Революция, которую мы ждали
Шрифт:
Уже много лет я пытаюсь довести до сведения общественности мысль о том, что мы должны изменить отношение к педагогическим кадрам таким образом, чтобы подготовка учителей не превращалась в ещё одну специальность, которую получают в технических училищах, как некий набор навыков, забывая об общечеловеческой стороне деятельности учителя. Хотя было бы очень желательно, чтобы гуманитарное образование могли получать и другие профессионалы, как, например, психологи, врачи и, может быть, когда-нибудь — политики, важнее всего сейчас притормозить дегуманизацию в сфере подготовки учителей.
Действительно, я думаю, что все факультеты
Но если когда-нибудь мы захотим вернуть образованию изначально присущую ему человечность, я нисколько не сомневаюсь, что для этого будет недостаточно указов или реформ учебных программ, потому что человечность передаётся через человеческие отношения, в данном случае отношения преподавателей и студентов. И поэтому ключевой частью трансформации образования должно быть изменение сознания людей, ответственных за подготовку будущих учителей.
В свою очередь, средством создания нового поколения преподавателей для подготовки будущих учителей (которое позволит им передавать трансформирующее образование) должен стать эффективный метод, который легко финансировать. Скажу мимоходом: я считаю, что разработал такой метод, последовательно на протяжении сорока лет проводя работу в группах искателей истины терапевтов и преподавателей, — программа SAT.
Мне кажется, позитивный опыт использования этой программы является одним из важных факторов в моём сегодняшнем дон-кихотском оптимизме, когда я предлагаю «изменить образование, чтобы изменить мир». И я абсолютно уверен, что успех и известность программы SAT является причиной, по которой я в основном известен и по которой меня пригласили на эту встречу.
На этом выступление завершается. Далее я собираюсь рассмотреть основные цели и задачи образования, сейчас в основном забытые: забытую задачу эмансипации образования, ещё более забытую задачу эмоционального образования и самую главную забытую цель образования — достижение мудрости, в противовес получению суммы знаний.
Глава 5
Свобода — основа любви
В последнее время довольно много говорится об эмоциональном образовании, хотя попытки понять, что же стоит за этими словами ни к чему не приводят, и люди продолжают избегать слова «любовь», столь необходимого для нашего мира. А когда понятие есть, но его не называют по имени, все усилия преподавателей объяснить, что это такое, в конце концов сходят на нет.
Я спрашиваю себя, может быть, табу нашей бюрократии на слово «любовь» основано на скрытом и невысказанном ощущении, что христианская заповедь не имеет силы или что государство не должно вмешиваться в задачи, которые реализует (с весьма сомнительным успехом) Церковь?
Как бы то ни было,
Но как?
Очевидно, что проповеди и прочие благие намерения многих поколений сделать нас лучше потерпели поражение, и нужно искать что-то ещё.
Продолжая рассуждать о том, как мы могли бы стать более эмпатичными, солидарными, дружелюбными и щедрыми, сразу поясню, что считаю людей, как и братьев наших меньших, изначально любящими, — просто мы забыли, какие мы на самом деле, из-за наших обид, мстительных чувств, эгоистических побуждений, соперничества, — приобретенных качеств, которые не соответствуют глубинной природе человека, являясь порождением коллективного невроза.
В этой главе я хочу раскрыть идею о том, что, если мы хотим стать более любящими по отношению к другим, мы должны сначала научиться любить себя, а для этого, в свою очередь, должны понять, насколько мы себя презираем, отвергаем, преследуем, как мы над собой издеваемся, — конечно, неосознанно, в силу общей психологической слепоты.
Перед тем, как уже приступить к разговору о том, что считать хорошим отношением к себе, я ещё раз хочу вернуться к тому, что в свое время открыл Фрейд, но никогда не было в самом деле понято нашей культурой: цивилизация действительно напоминает клетку, в которую заточена инстинктивная человеческая сущность. Но даже Фрейду не удалось понять, что наша патологическая цивилизация весьма спорно может быть признана успешной в своем рвении контролировать, чтобы мы были хорошими, а не плохими, и даже последователи Фрейда провозгласили его пессимистом за подозрительное и невысказанное, но отчетливо негативное видение человеческой природы.
Фрейд говорил о неврозе как о результате «превратностей инстинктов» в социальном окружении, где проявляется господство «принципа реальности» над «принципом удовольствия». Впоследствии тема антагонизма между цивилизацией и Эросом была широко развита Гербертом Маркузе.
Но в чём состоит этот «принцип реальности», согласно которому людям следует воздерживаться от выражения инстинктов, даже если это ведет к их подавлению и трансформации в симптомы? Или, точнее, что это за реальность, согласно которой индивидуум должен понимать, что он обязан если не поступиться своим удовольствием, то всегда откладывать его?
Можно понять, что иногда лучше воздержаться от приёма пищи в определённые часы ради здоровья или оставить часть продуктов на следующий день, что вне всяких сомнений полезно, а в основном реальность, к которой нужно адаптироваться, — это реальность нашего участия в цивилизованном мире, точнее, следствие нашей социализации в патриархальном обществе, то есть в среде людей с преобладающим отцовским аспектом (интеллектуальным и нормативным) в триединой психике.
Понимая всё это, нельзя не заметить, что Фрейд, говоря о реальности (когда реальностью является деспотизм), как будто что-то скрывал или намеренно обходил стороной. Возможно, таков был дипломатический жест мэтра, человека настолько социально адаптированного, что поверить (даже в конце жизни) в реальность освобождения инстинктивной природы человека, а равно и отказаться от патриархального осуждающего или очерняющего отношения к «внутреннему животному», он не мог.