Рейд. Оазисы. Старшие сыновья
Шрифт:
Тут официантка как раз принесла четыре рюмки с синим напитком. Быстро поставила их на стол и ушла, а инженер и старатели взяли по рюмочке, выпили все разом, и он продолжил:
– Высокая такая, зелёная, кажется. Ну, светло-зелёная, морду толком не рассмотрел, но вот ноги у неё, как у саранчи, колени назад.
– Попрыгун, – сразу произнёс сухой.
– В степи? – сомневался другой.
– Это вряд ли, – добавил шепелявый. – Они в Перми в развалинах ошиваются, сволочи редкостные.
– Очень быстрые, – добавил сухощавый.
– Это я заметил, – произнёс Горохов, – пошёл за нею, так у неё между следами метра по два с половиной, а то и все три. Шаг три метра!
– Пф…, – фыркнул шепелявый, – Шаг три метра! Ты бы видел, как эта тварь без разбега запрыгивает
Инженер сделал знак официантке. «Повторить?» – спросила та. Он кивнул. А сухощавый произнёс:
– Вот только в песке ему делать нечего. Попрыгун, он в развалинах обитает. В теньке сидит обычно. Степь ему ни к чему.
– Это верно, – согласился третий, беря рюмку, которую только что поставила на стол разносчица. – Он на нас там нападает. Прячется на этажах. А лапы передние у него как складные ножи. Когда нужно, он эти лезвия открывает, а так они у него сложены.
– Острые, что твоя бритва. И прыгает всегда на замыкающего, – добавил шепелявый.
– Значит, в степи его быть не должно? – уточняет Горохов.
– Нет, не должно. Да ну… Откуда ему там быть, – в один голос, дружно заговорили мужики.
– Значит, он мне приснился, – произнёс инженер. – Вот только не я один его там видел. Есть ещё один казачок тамошний. Ему тоже этот ваш попрыгун примерещился.
Старатели переглянулись, а потом сухопарый и спросил:
– И далеко ты его от Перми видал?
– Пятнадцать километров на северо-восток отсюда, – соврал Горохов, не нужно пока никому знать, где он надумал ставить буровую.
– Странно, не должен он вроде по песку таскаться, – сказал сухощавый и тут же продолжил, – ты, это, инженер, ещё раз увидишь прыгуна, убивай сразу. Не шути с ним.
– Не шути с ним, – поддержал товарища шепелявый, – смотри, допрыгает до тебя, так башку одним ударом лапы срежет. Срежет, как не было. Раз…, – он показал, как это будет, – и нет головы.
– И если ещё раз следы увидишь, так собирай опытных людей и идите его убивать. Не давай ему возле тебя прижиться. Иначе он обязательно кого-нибудь зарежет, жрёт-то он не мало, – подвёл итог третий старатель.
В заведении стали появляться люди, день уже шёл к концу. Горохов задумчиво покивал на слова этих опытных людей, заказал ещё три рюмки выпивки, себе брать не стал, расплатился, попрощался и пошёл в гараж за своим мотоциклом.
Глава 17
На выезде он увидал магазинчик, где продавались патроны. Дорого продавались, но он купил большую коробку в сорок штук, в основном там была картечь. Патронов у него было в достатке. Это было тем более удивительно, что патронов у него было в достатке, эти патроны были шестнадцатого калибра, а его обрез был двенадцатого. Патроны он покупал, конечно, не себе. Самара тратила свои. А он собирался завтра просить её помочь зачистить участок от сколопендр. Да и ей будет приятно, как ни крути – подарок. Или нет? Он не очень в этом разбирался. Ладно, инженер закинул коробку на багажник за задним сиденьем и поехал из города, пока солнце не закатилось за горизонт. Горохов отъехал на пару километров на юг. Заглушил мотор. Сделал вид, что остановился по нужде. Сам же влез на бархан и осмотрелся. Город и пыль большой дороги остались далеко позади. Тут воздух был относительно чистый. И вокруг он никого не увидел. Зато услышал. Вечер был почти безветренный, этот звук слышался отчётливо. В степи далеко всё слышно, и это был тонкий и далёкий звук работающих моторчиков. Коптер. Конечно, искали его. Тут больше и не было никого. Следят и следят. Очень много внимания к его персоне. Тарасов? Коняхин? Кто ещё? Да это разве выяснишь вот так просто? Конечно, он не стал вертеть головой в поисках этого наблюдательного прибора. Пусть те, кто за ним наблюдают, не догадываются о том, что он знает об их внимании. Горохов просто пошёл к своему мотоциклу. Инженер сразу понял по звуку, что коптер небольшой. Это у армейских крупных машин
Инженер отъехал на пять километров ровно на север вдоль реки, остановился. Вот тут уже было совсем тихо, ничего в небе не жужжит, а солнце уже валится за реку, к линии горизонта. Вокруг никого, до заката и вечерних зарядов час, не больше. Нужно торопиться. Он наклоняется и снимает с мотоцикла передатчик. Дальше таскать его с собой Горохов не хочет. Находит приметный камень, кладёт передатчик рядом, надеясь, что он ещё работает. Больше всего инженер хочет знать, кто прилепил ему «жучок» и кто гоняет за ним коптер. А ещё хочет знать, что их всех интересует. Разведанное им место или охотятся на него лично? Может быть, завтра он это узнает. Горохов заводит мотор и, уже торопясь и не жалея топлива, гонит мотоцикл на северо-восток.
Он успел проехать три четверти пути, прежде чем ему пришлось включить фару. Самара встречала его, стоя на камне над палаткой. Одета, ружьё в руках. Она спустилась с валуна, когда он заглушил мотоцикл. Около палатки лежала голова сколопендры и дрофа. Горохов посмотрел, слегка пнул сапогом клыкастую голову многоножки:
– Крупная.
– Их тут ещё много, – заверила его женщина. И спросила сразу. – Ну, ты решил? Уезжать мне или остаться с тобой?
Он достал из багажника коробку с патронами, протянул ей:
– Куда вы поедете? Ночь уже, ветер вот-вот поднимется.
Она сразу схватилась за коробку, конечно, знала, что в ней, но всё равно распечатала. Ему показалось, что Самара улыбается. А он пошёл в палатку. Она пошла за ним, говоря на ходу:
– Хорошие патроны, заводские, у таких осечек не бывает.
Вообще-то осечки случались даже у армейских патронов, но об этом он сейчас говорить не хотел. Инженер вошёл в палатку, там было чуть прохладнее, чем на улице, горела лампа, пахло едой, толстая подошва сапог проваливалась в мягкий войлок на полу.
– Раздевайся, – говорит она, входя за ним следом и оставляя на входе оружие, – я проверила дом, пауков, клещей нет, блох пожгла – можешь ложиться спокойно.
Женщина сама начинает быстро раздеваться. Он скидывает пыльник и фуражку, на неё не смотрит, садится на войлок, устало стягивает сапоги, а сам спрашивает:
– Там еда ещё осталась?
– Конечно, – отвечает Самара быстро. – Много еды, я ещё привезла.
Пока он снимал сапоги, она наливала ему воду. Горохов поднял глаза… А женщина была уже без одежды, даже рубахи прозрачной не оставила на себе. Не то чтобы это его смутило… Скорее, чуть растерялся… Не ожидал, что она разденется так сразу, впрочем, в степи всё на этот счёт просто: если оставил женщину в своём доме, то твой дом становится её домом, а ты её мужчиной, во всяком случае до утра. Горохов смотрит, как женщина приносит блюдо с едой, ставит перед ним пиалу с водой. У неё не самая красивая грудь из тех, что он видел, но больше придраться не к чему, жира на её теле немного, тем не менее, и ноги, и бёдра, и зад, и плечи – всё ладное. А её смуглая, гладкая кожа вызывает желание прикоснуться, провести по ней рукой, ощутить её эластичность. Она ещё и косу свою распустила, и с распущенными волосами ей лучше. Женщина поднимает на него глаза, ни капли стеснения в её взгляде он не видит, она, даже, кажется, гордится своею статью, и ещё заглядывает ему в глаза: ну, как я тебе? Но инженер ничего ей не говорит, отводит глаза – нечего её тешить, сразу видно, она и так высокого о себе мнения, сто процентов, что считает себя неотразимой. Он начинает есть, а вечерний заряд начинает трепать и дёргать палатку. Там, на улице, сейчас не очень весело. Пыль и песок столбом. А тут светло, чисто, уютно. Инженер про себя думает: одному в палатке было бы уныло. Это хорошо, что она приехала. Он искоса поглядывает на неё, она как раз повернулась к нему спиной.