Рейс

Рейс № 527 задерживается по техническим причинам до 18.00. – прозвучал, как сквозь вату, голос диктора.

Я пробудилась от липкого, неглубокого сна, в который я проваливалась время от времени, не замечая ничего вокруг, вернее не осознавая. Я видела происходящее, но это меня, будто бы, не касалось, происходило в параллельной вселенной. Вторые сутки откладывают наш рейс, а может быть не вторые? Четвёртые, пятые? Я здесь уже неделю? Я почти всё время в сладковатой полудрёме. Возвращаться из неё в реальность не

– Есть пойдёшь? – наклонился ко мне Артур. – Сегодня завтракаем по-барски! В кафе «Тик-тоник»! Это нельзя пропустить! Пойдём!

– Завтракаем? – отозвалась, прорываясь сквозь пелену сна, я. – Разве сейчас не вечер?

– Вполне себе солнечное утро. – бодро, почти весело, ответил парень, оглядываясь вокруг, будто была необходимость убедиться в сказанном.

«Он не уверен – подумала я. – Тоже не уверен.»

– О! Смотри, Лариска опять всех к начальству идти агитирует! Вот неугомонная! – Артур обозначил направление кивком головы.

– Опять? Они что, уже куда-то ходили? – пыталась вернуться в реальность я.

– Нет, всегда только собираются! – формально хихикнул парень, вытаскивая меня с кресла, которое, казалось, срослось со мной и не хотело отрываться.

– Сколько можно! – протестовала Лариска. – Который день уже рейс откладывается! Пойдёмте к директору и потребуем, чтобы нам объяснили!

Толпа неопределённо гудела, то ли поддерживая, то ли протестуя.

Голос диктора прервал оратора.

– Пассажиры рейса 527 приглашаются в кафе «Тик-тоник» для получения продовольственного пайка.

Толпа вокруг Ларисы, словно лужица под солнцем, начала постепенно испаряться.

Никто уже не торопился, и не нёсся в кафе, боясь, что еды не достанется, как в первые дни. Толпы людей, не торопясь обтекали друг друга. В одну сторону шли пассажиры, которых пригласили на посадку, в другую те, чей рейс задержали. Первые шли бодро и сосредоточенно, вторые равнодушно, уже пройдя стадию сопротивления, злости и негатива. Уже закончились слёзы и истерики, прекратились нервные срывы и панические атаки, иссякла злость, нетерпение перешло в апатию.

– Почему ты спишь всё время? – спросил Артур.

– А ты почему не спишь? Ночь ведь. – зевнула я.

– Утро сейчас! Просыпайся! Уже утро!

– А зачем? Всё равно ничего не меняется. Наш рейс опять задерживают.

– Я нашёл такое клёвое местечко. Поедим, потом я тебе покажу.

Мы получили упаковки с едой, Артур всё время что-то говорил, я молча жевала, почти не слушая его. Это требовало усилий, я сейчас ни силами, ни волей не обладала. Его слова проскальзывали по периферии сознания, никак меня не трогая. Еда тоже не вызывала эмоций, я не чувствовала ни вкуса, ни радости насыщения. Ела автоматически.

В сознании возникло лёгкое удивление. Я даже проснулась, удивившись этому ощущению. Почему я не чувствую вкуса моих когда-то любимых сырников? Но эмоция тут же погасла, как огонёк, не получивший подпитки кислородом.

– Кислород! – вдруг крикнула я. – Мне нужен воздух! Мне не хватает воздуха! – я схватилась за эту мысль,

– Включите кондиционер! – громко потребовал Артур.

Холодный поток полился на меня сверху. Но он был безжизненным, стерильным. А так хотелось запахов! Что за время года сейчас? Лето? Зима? Хорошо бы осень! С ароматом прелой листвы и дождя, сырой, насыщенный влагой воздух!

– Сейчас осень? – спросила я Артура.

– С чего ты взяла? – уверенно сказал Артур, неуверенно оглянувшись вокруг, будто желая убедиться в своей правоте.

«Он не знает – подумала я.»

– Ты не знаешь, какое сейчас время года?

– Почему это не знаю? Знаю, конечно! Что за странный вопрос! Мы же не в детском саду! Здесь все знают, какое сейчас время года, день недели и число.

– Откуда ты это знаешь?

– На табло написано! – Артур оглянулся на табло, но даты не увидел, видимо, и опять стал озираться по сторонам, будто ожидая кого-то увидеть, но при этом надеясь, что не увидит.

После завтрака мы с Артуром пошли в то самое место, которое он назвал удивительным.

Отогнув кусок обшивки стены, он пролез в образовавшуюся щель, я проскользнула за ним, слегка поцарапав руку об острый край, тихонько всхлипнула, но плакать повода не было, царапина пустяковая. Жаль. Хотелось поплакать.

Мы долго шли по коридору, который образовался между обшивкой стены и самой стеной. Было непонятно, зачем понадобилось декоративную обшивку устанавливать на расстоянии метра. Но взглянув вверх, я поняла задумку архитекторов. Под потолком проходили трубы воздуховодов и провода. Декоративные панели закрывали всё это.

Мы дошли до ниши в стене. Узкое окно, похожее на щель между двумя несущими конструкциями позволяло лучам проникать сюда сквозь толстый слой пыли и грязи, скопившийся на стекле. На полу лежали куртки, плащи.

– Садись, – предложил Артур, показывая на них. – Мне кажется, что здесь вполне уютно. Как тебе?

– Откуда эта одежда?

– Из пункта потерянных вещей. Не бойся, я не украл это. Их выбросили. Наверное, долго никто не забирал.

– Когда-то я потеряла в аэропорту шапку. – задумчиво произнесла я, пытаясь вспомнить, сколько лет назад это было.

«Может быть, я болею, – пришло мне в голову, – поэтому мой мозг в таком размягчённом состоянии.»

– Ты можешь нормально мыслить? – спросила я вслух.

– Да, а что? В чём проблема? – отозвался Артур.

– У меня голова, как в тумане – пожаловалась я.

– Конечно, ты же спишь всё время.

– А ты не спишь? Ты нормально себя чувствуешь?

– Лучше, чем когда-либо – бодро ответил собеседник. – Знаешь, когда я дома жил, мама меня всё время контролировала. Я ни на секунду не мог расслабиться. Я никогда не имел время даже просто подумать, не то, чтобы делать, то, что хочется. В школе – контроль, в университете – контроль, дома тоже. У меня жутко болела голова всё время из-за этого. А здесь – свобода.