Резьба по живому

Уэлш Ирвин

Франко размышляет над этим, чувствуя, что больше от копов особо ничего не добиться.

– Вы, кажется, круто изменили свою жизнь. Я слышал, вы добились успеха в мире искусства. – Нотмен еле заметно улыбается.

– Не жалуюсь. Руки малехо чесались, – говорит Франко, теперь уже окончательно понимая, что нихуя они делать не будут. А еще он просекает, что они так охотно согласились с ним встретиться с единственной целью – сказать, чтобы он тоже нихуя не предпринимал.

– Я понимаю, что вы очень расстроены, мистер Бегби, – произносит Алли Нотмен профессионально-серьезным тоном. – Но, само собой разумеется, вы должны оставить это дело на наше усмотрение. Мы хорошо друг друга поняли?

– Я с радостью

дам вам, ребята, заниматься тем, что у вас лучше всего получается, – улыбается Франко, а потом мрачно добавляет: – Если вы дадите мне заниматься тем, что лучше всего получается у меня.

Лицо у Нотмена вытягивается.

Франко расплывается в лучезарной улыбке:

– А это, конечно, живопись и скульптура.

9

Партнер по танцу 1

Они очутились на задней веранде клуба, привлеченные танцевальными ритмами, разливавшимися из музыкального центра, над которым колдовал в углу диджей. После унылого, почти пустынного интерьера веранда показалась оазисом: люди танцевали, сидели за столиками, пили и курили или бродили небольшими компаниями. Мелани и Джим сразу отметили, что вокруг в основном латиносы: еще одна белая пара кружилась с определенным изяществом и сноровкой, а двое чернокожих мужчин, облокотившись о перила, то поглядывали вниз на улицу, то поворачивались и пытливо рассматривали толпу. Джим с Мелани – по ее предложению – заняли места у стены, напротив бара. Они смотрели на отшлифованный деревянный танцпол, и красная скатерть стола свисала им на ноги.

Не успели они разместиться, как на веранду гордо вышли две потрясающе красивые женщины, сногсшибательно одетые и с такой же осанкой. Одна была холеная и обворожительная, со стройной фигурой и невероятно точеными формами. «Модель, наверное», – подумала вслух Мелани. Вторая, с чувственными губами и длинными черными волосами, выступала, словно львица, привлекая внимание всех присутствующих. Переглянулись не только Джим и Мелани: происходило что-то необычное, и все наводило на мысль, что самое главное еще впереди.

Через пару секунд вслед за важными посетительницами вошел молодой человек в голубом костюме. Он был красивый, гибкий и прилизанный, однако двигался непринужденно. С сигаретой в зубах он обвел всех высокомерно-презрительным и в то же время игривым взглядом. Заметив сначала двух чернокожих, а затем Джима с Мелани, мужчина широко осклабился, словно приветствуя новых гостей. Потом махнул диджею, сел за столик к двум женщинам, и они заказали бутылку белого вина.

Мелани старалась не пялиться, но что-то в этой троице ослепительно искрило. Их аура находила отклик у всех посетителей – они излучали единство с музыкой и атмосферой этого заведения. Они казались значительными – и причина тому была глубже, чем просто внешность. Они были здесь своими, и в их поведении чувствовался чуть ли не Божий промысел.

Прошло полчаса; Мелани и Джим расстраивались, что эффектная троица не танцует, хотя встали уже почти все. По настоянию Мелани они с Джимом тоже поднялись и с трудом одолели пару танцевальных движений, встреченные добродушными, хоть и слегка сочувственными взглядами. Потом диджей поставил песню побыстрее, а мужчина в голубом костюме встал и кивнул худой женщине модельной внешности, которая потягивала вино. Сделав глубокую затяжку и потушив сигарету в пепельнице, мужчина взял партнершу за руку, и они зашагали к танцполу. Женщина поначалу выглядела почти безразличной, но мужчина, похоже, завел ее своим взглядом, и они стали танцевать под музыку.

Сердце Мелани забилось чаще. Она посмотрела

на Джима, которого этот дуэт буквально приковал к месту. Они инстинктивно направились за столик, чтобы насладиться исполнением. Это было удивительно: танцующая пара как будто воплощала звук в человеческих движениях, ритме, своеобразии, стиле, грации и зажигательной страсти. Джим и Мелани не могли оторвать глаз. Мужчина нежно взъерошил женщине волосы, погладил по лицу и потом, когда темп бешено рванул вперед, схватил ее за талию и наклонил, а она запрокинула голову.

Мелани открыла в изумлении рот, по спине побежали мурашки, а ладони вспотели. Рука Джима под нависающей скатертью оказалась у нее на колене и тарантулом поползла вверх по бедру. Несмотря на это, Мелани не могла отвести взгляд от пары на танцполе. Каждый такт музыки отмерялся взмахом ладони, изгибом руки, вращением бедра, и каждое крещендо усиливалось поворотом… потом двумя… тремя… четырьмя… а затем пауза, и Мелани почувствовала, как пальцы Джима залезли к ней под юбку, в трусики, и нащупали клитор на ее влажной киске. Почти одновременно ее рука расстегнула верхнюю пуговицу на поясе брюк, оказалась в его ширинке и крепко обхватила член – твердый, как кирпич. Оба пристально смотрели на танцующую пару, и Мелани слышала дыхание Джима, медленное и прерывистое. Оно становилось все поверхностнее, эхом отражая ее собственное дыхание, и они кайфовали от танца – элегантности, драйва и сексапильности заводного дуэта.

Вся толпа, пара за парой, постепенно очистила танцпол, а выступление звезд тем временем набирало обороты. На первый взгляд оно казалось бесшабашным, но при этом каждый шаг был исполнен технического совершенства. Люди выстроились в кружок, просто смотрели и аплодировали. Они загородили обзор, и Мелани с Джимом тоже встали бы из-за стола, если бы обоих не накрыл умопомрачительный оргазм. Когда песня кончилась, все в зале закричали, засвистели и захлопали. Мелани и Джим сидели в ступоре, понимая: сейчас произошло что-то знаменательное. Он шепнул ей на ухо:

– А в городе дают уроки сальсы?

– Да, – сказала Мелани. – Наверняка мы что-нибудь найдем.

Надо же было полицейскому управлению прислать именно Гарри – нелюдимого и печального Гарри Паллистера, с которым она впервые столкнулась в седьмом классе неполной средней школы Голита-Вэлли. Мелани мысленно перенеслась в то время. Она нюхом чуяла, что некоторые парни западали на нее: в воздухе витал запах их феромонов. И с некоторыми эта страсть была взаимной. Но Гарри оставался в тени и молча страдал, изредка бросая на нее тоскующие взгляды. Потом, когда Мелани перешла в девятый класс средней школы Санта-Барбары и, краснея от восторга, ступила на кампус этого здания в испанском колониальном стиле, первым знакомым лицом, которое она увидела, было лицо Гарри.

И радости как не бывало.

Теперь он стоит на крыльце, и Мелани, хотя и щурится от солнца, сияющего у него за спиной, все равно видит его худое, простодушное, смиренно-страдальческое лицо, как будто Гарри слишком трудно жить в этом мире, но он мужественно и безропотно продолжает сражаться. Сейчас, как и тогда, он казался вестником крупных неприятностей.

– Немножко новостей – о тех людях, по поводу которых ты звонила.

Она уже успела пожалеть о звонке и своей жалобе на парней, что ей угрожали. Зачем она позвонила? Джим в каком-то смысле им отомстил, взорвав их машину. Мелани знала, что подлинная причина – надругательство над ее подругой Полой Мастерс, которую изнасиловали двое других мужчин. Преступниками были не праздные гастролеры, а студенты, но это не важно. Таковы уж мужчины, опасные для женщин.