Режиссер Советского Союза 2

Яманов Александр

— Не надо лезть в мою личную жизнь, — отвечаю спокойно, — Если у Татьяны хватило ума воспользоваться подобной возможностью, то зачем завидовать? Нравится тебе образ серой мышки — так и живи с ним далее. Зачем на людей кидаться?

Пузик не просто покраснела, а пошла пятнами. Грешным делом, подумал, что сейчас в меня опять запустят дыроколом. Нет, обошлось. Наша бобруйская принцесса успокоилась, встала, и с гордым видом пошла на выход.

— Мне нужно работать, — произнесла она, уже открыв дверь, — Если захотите присоединиться, то знаете, где я сижу.

Надо

чего-то делать. Серову попросить или с Самсоном поговорить по душам, хотя он тоже стал морозиться в последнее время. Мне ещё раскола внутри коллектива не хватало.

* * *

А вот звонка этого человека я точно не ожидал. Как-то уже и забыл о разговоре с Фурцевой. Вот только министр помнила всё хорошо, и умела извлекать выгоду из грамотных советов. Мне же стало просто интересно, что решили ответственные товарищи, и на встречу я согласился сразу.

Благо, идти далеко не пришлось. Знаменитая чебуречная на ВДНХ в это время была полупустая. Обед уже закончился, а рабочий день ещё продолжался. Здесь можно было встретить людей совершенно разных социальных групп. За соседними столиками могут вкушать местный продукт работяги и профессора. Поэтому элегантный Рабин, облачённый в стильный костюм и шейный платок, смотрелся за столиком вполне естественно.

— Я взял пока четыре чебурека, — Оскар кивнул на две тарелки, — И как вы смотрите на то, чтобы немного употребить? Так сказать, забыв прошлые обиды и вообще за встречу?

Настроение после демарша Пузик было не очень. Поэтому я сам подошёл к прилавку, где заказал два по сто пятьдесят и бутылку Дюшеса. Получив прозрачную жидкость в гранёных стаканах, взяв ещё посуду для запивки, я присоединился к собеседнику.

Мы молча чокнулись, отпили треть прозрачной жидкости и приступили к насыщению. Что я могу сказать? Чебуреки хороши, для советского общепита — тем более. Был у меня уже негативный опыт, хотя, не хочу наговаривать — случай единичный. Сфера услуг ещё не впала во всеобщее безразличие и воровство. Пиво не мешали с порошком, водку наливали вплоть до грамма, и мяса в чебуреке было ровно столько, сколько положено по ГОСТу.

Съев два чебурека, протёр губы салфеткой, и подумал, что не прочь повторить. Чокнувшись с Рабиным, допил водку и пошёл за добавкой. Поставил на столик две новые тарелки и стаканы.

— Прежде чем начать серьёзный разговор, — внимательно смотрю на художника, — Мне нужно понимать, что вами движет. Если это какие-то глупые либеральные идеи, про власти, мешающие людям самовыражаться, и подобную хрень — то мне не о чём с вами говорить.

Собеседник криво усмехнулся, но ответил сразу.

— Я весьма честолюбивый человек, знаете ли. Хочу прославиться, как художник в том числе. Да и финансовый вопрос никто не отменял. Насчёт запретов вы неправы, они действительно существуют. Хотя, в некоторых вопросах, я на стороне властей. Главное — не скажите это в компании, которая собирается у Алёнушки, — улыбнулся Рабин, — Некоторые коллеги излишне увлекаются авангардом на грани фола, и даже непристойностями. Но

меня всегда удивляло — зачем душить, и пытаться заставить ходить строем оригинальных людей? Ваша позиция, которую до меня донесли, спорна, но имеет смысл. Надо дать людям площадку для самовыражения, и не загонять их в подполье. И тогда миф о гениальности многих творцов рассеется, как утренний туман.

Поднимаю стакан, чокаюсь, и холодная водка устремляется по пищеводу. Эх, хорошо!

— Мне близок ваш прагматичный подход. Основная идея, которую я недавно озвучил и Фурцевой, заключается в том, что Западу не нужно наше искусство. Кому вообще придёт в голову поддерживать конкурентов? Весь ажиотаж вокруг картин и книг наших оппозиционеров имеет строго политическую составляющую, за которой стоят западные спецслужбы. Поэтому я предлагаю сыграть на этом.

— И как вы собираетесь это провернуть? Мои новые кураторы сказали, кто является консультантом проекта, что сильно удивляет, честно говоря. Вот я и решил сразу узнать ваше мнение.

— Наша главная задача — снять сливки. Через года полтора или два схему раскусят. Но к тому времени мы придумаем что-то новое. Или даже часть наших художников получит самое настоящее мировое признание, и их картины будут продаваться за солидные деньги. Предположим, мы организуем в Европе выставку работ Зверева, можно совместно с другими художниками. А сами распространим слух, что наш «гений» находится в застенках КГБ. Да и остальные творцы тоже имеют проблемы с законом и свободой. Как итог — акции в поддержку арестантов, бешеный ажиотаж и хорошая выручка. Саму схему можно адаптировать под конкретную ситуацию, но всё должно быть примерно так.

— Вы предлагаете арестовать Зверева? — Рабин чуть не подавился чебуреком.

— Зачем? Определим его в ЛТП, что можно сделать по закону — он действительно алкоголик и тунеядец. Пусть полежит и полечится. А слухи пойдут, что бедолага арестован. Или взять тех же авангардистов, которые пытаются устроить незаконные выставки прямо на улице. Отправим людей в тур, поработать на организации нашей бескрайней Родины. Но на Западе будут думать, что их законопатили в лагеря, и их картины буду хорошо продаваться.

— Ранее я думал, что знаю всё о цинизме, — Оскар отсалютовал мне остатками водки, — Но это было заблуждение. Хотя, вынужден признать, что подобная схема вполне действенна. Чем больше на Западе шума вокруг какого-нибудь художника — тем лучше продаются его картины. Только вы предлагаете выйти на совершенно иной уровень. Это меня пугает и одновременно заставляет предвкушать начало операции. Ведь можно добиться такого!

В общем, мы хорошенько так нахрюкались с Рабиным в этот день. Тот оказался нормальным мужиком, с хорошим чувством юмора и деловым подходом к своей работе. Обсудили как планировавшуюся операцию по пропихиванию буржуям картин, так и само развитие современного советского изобразительного искусства. После трёхсот грамм Оскар весьма откровенно и нелицеприятно отозвался о многих «непризнанных гениях», дав им развёрнутую характеристику. Ситуация ничем не лучше, чем в кинематографе.