Резидент разведки. Часть 1. Строго по своему курсу

Державин Виктор

Конечно, вся эта информация отнесена к высшей категории секретности российского государства – особой важности. Но я для себя решил, что при встрече и знакомстве с ним (если таковые будут) обязательно всё выспрошу, не проявляя при этом ни малейшей деликатности. Если он профессионал, то поймёт меня правильно и скажет всё, что посчитает нужным, если дилетант, теоретик или дурак, то пошёл он к чёрту, и мне плевать на то, что он подумает. Но если он полный дурак и у меня возникнут нехорошие подозрения, то напишу начальнику ГРУ личное письмо и передам через него же, где выражу своё желание о переподчинении и обосную это желание своим субъективным мнением и страхами за личную безопасность.

Ранее Крупин вполне определённо

мне давал понять, что я уже достиг того уровня, когда моё мнение имеет значение и проигнорировать его не захочет даже начальник ГРУ. Кроме того, я уже знал, что, в принципе, любые сомнения или страхи, связанные с безопасностью нелегалов, даже их явные капризы на этот счёт всегда стараются развеять, по возможности решить или удовлетворить их просьбы – это традиция ГРУ. Наша организация считается беспощадной, но вовсе не тупой и очень гибкой при работе со своими нелегалами и агентурой. И тем не менее лёгкая неразбериха, связанная с моим новым подчинением (читай безопасностью), – это сильный личный опыт и сигнал о положении дел в моей организации.

Ещё восемь лет до 2018 года – пожалуй, самого провального в современной истории русской военной разведки (ГРУ Генштаба) со времён тридцатых годов.

Виной тому события вокруг Скрипалей, выпады со стороны США в адрес русских хакеров, даже открытие уголовного дела против нескольких россиян, объявленных в США сотрудниками ГРУ, вмешивавшимися в предвыборную кампанию, несколько высылок российских дипломатов и обвинения в адрес других уже задним числом в «несовместимой деятельности». Сюда же можно добавить две подряд скоропостижные смерти руководителей ГРУ Генштаба, события в Сирии и на Украине. В итоге российская военная разведка стала едва ли не самым раскрученным российским брендом 2018 года (только с отрицательным знаком).

Как мы уже знаем, искусство нелегального военного разведчика состоит и в том, чтобы почувствовать надвигающиеся угрозы не только со стороны противника, но и со стороны своих, своей Родины (со спины) – «дружественный огонь».

Поводом для того, чтобы оценить угрозы со стороны своих более вероятными и страшными, чем со стороны контрразведки противника, в 2010 году дала СВР, а не ГРУ.

Уже 3 мая 2011 года Следственное управление ФСБ России завершило расследование уголовного дела в отношении полковника Потеева (СВР), а через две недели (!) в Московском окружном военном суде начался заочный судебный процесс по обвинению его в государственной измене и дезертирстве.

27 июня 2011 года на основании материалов, подготовленных государственным обвинителем, Московский окружной военный суд заочно приговорил полковника Потеева к 25 годам лишения свободы в колонии строгого режима, лишил воинского звания и государственных наград. Кассационная жалоба адвоката Андрея Кучерова была рассмотрена в Военной коллегии Верховного суда России, приговор оставлен без изменения.

Масса материалов о полковнике Потееве была опубликована в средствах массовой информации США. Чуть меньше, но тоже немало было опубликовано в средствах массовой информации России. Самое интересное, что многое в этих публикациях сходилось, то есть этим материалам вполне можно было доверять.

Отец полковника Потеева – герой Советского Союза подполковник Николай Потеев.

После срочной службы в Советской Армии будущий предатель учился в школе КГБ в Минске, потом в Москве, воевал в Афганистане, работал в нашем посольстве в США и постпредстве при ООН. Карьера шла по нарастающей: в конце концов Потеев возглавил отдел в управлении «С» СВР, курировавший работу разведчиков-нелегалов в США.

В 2010 году сбежал в Штаты по поддельному паспорту. После его бегства американские спецслужбы заявили о разоблачении 11 российских шпионов, в том числе Анны Чапман. Десять из них были задержаны, затем состоялся их обмен.

Самым главным для нас было то, что предатель

мог выдать Вильте, мы считали, что именно в ведении его отдела была её деятельность.

Генерал-майор Александров сразу же успокоил Вильте и сообщил, что ещё в своё время полковник Елена Нечаева добилась решения о том, что личное дело моей жены было ею истребовано задолго до того, как Вильте начала добывать важную информацию. Личное дело Вильте, по аналогии с ГРУ, хранилось только у неё, позже перекочевало в сейф генерала Александрова. Сделано это было полковником Еленой Нечаевой под убедительные обоснования о том, что Вильте занимается в основном научно-технической информацией, очень специфической (необычной для того времени), и поэтому в данном случае нужен не системный, а индивидуальный подход, позднее добавилось, что (кроме того) Вильте имеет свою агентурную группу, с резидентом СВР в США не взаимодействует и требует постоянного руководства и контроля со стороны непосредственного куратора в профильном подразделении центрального аппарата СВР. Эта мера в то время была предпринята как временная, но с приходом генерала Александрова оформилась в постоянное отдельное, обособленное направление – не просто научно-технической разведки в США, а в направление информационных технологий, специальных программ и базовых технологий, куда собраны были офицеры, которые специализируются добыванием именно этой информации – фундаментального характера, а не оперативного.

Мы с Вильте очень внимательно проанализировали провал СВР, связанный с бывшим полковником Потеевым и не только с ним (ниже по тексту), и сделали свои выводы, очень серьёзные.

Глава 1

Вначале было то, что в художественной литературе называется очень ёмким и броским словом «шок».

И тем не менее по мере поступления информации параллельно шёл её непрерывный анализ.

Непрерывность анализа – это вовсе не красивое словцо. Это суть работы нелегала, самая-самая суть, эту работу нельзя делать от случая к случаю. Только непрерывность.

Забегая несколько вперёд, скажу, что одним из главных вопросов, на который нет достоверного ответа и сейчас, остаётся вопрос о том, какую же конкретно пользу принесла России деятельность целой группы арестованных разведчиков, в которую входила Анна Чапман. После их обмена вице-президент США Джозеф Байден, кстати, гордо заявил, что «мы (США) вернули четверых очень хороших. А остальные, они были здесь долгое время, но сделали не слишком много».

Напомню, что наибольшие споры в выданной Россией для обмена сданных Потеевым российских разведчиков четвёрке вызывала фигура учёного Игоря Сутягина, готовившего во время работы заведующим сектором военно-технического сотрудничества Института РАН США и Канады аналитические отчёты для фирмы Alternative Futures за вознаграждение, постепенно выросшее с 700 до 1000 фунтов стерлингов в месяц. В итоге выяснилось, что фирма была прикрытием для шпионов из США, однако Сутягин утверждал, что собирал для неё лишь открытую информацию. Как бы там ни было, но в итоге он был осуждён на 15 лет, а позднее выдан США, причём отраслевая общественность США и России так и не пришла к единому мнению по поводу его приговора.

Уже после обмена и скандала испанская газета Politico предположила, что на счету Потеева разоблачение ещё одного агента, Сергея Черепанова (он же Генри Фрит), жившего в Мадриде. Его деятельность сводилась к получению «аналитических или брокерских докладов» о газопроводах в Восточной Европе. Известия о Черепанове западные спецслужбы получили в 2010 году, после чего он скрылся, как и один из членов группы, куда входила Анна Чапман, – некий Кристофер Метсос, якобы бывший связным между ними и СВР (что очень сомнительно, мягко говоря). Разумеется, мы с Вильте много думали над тем, как Черепанов узнал об угрозе ареста. Догадки уже были, и идеи тоже.