Резидент
Шрифт:
Как же она прекрасна! Ее красота просто завораживает, очаровывает и увлекает в необычайный мир наслаждения и любовных грез. Все ее существо так и манит к себе, заставляя не спать ночами, днем же ходить, погружаясь в свои мысли, ежесекундно думая о ней, предаваясь несбыточным мечтаниям о том, как было бы замечательно находиться с ней рядом, осторожно касаясь ее руки, при этом вдыхая аромат ее тела, одновременно с этим любуясь восхитительными волосами и утопая в бездонном океане, скрывающемся за синими глазами. Подчас мне это представлялось так ясно, что кажется, только протяни руки, и она
И вот это случилось. Екатерина Сергеевна подходила ко мне, легко перебирая восхитительными миниатюрными ножками. Когда она приблизилась настолько, что я смог внимательно ее разглядеть, меня поразила перемена, произошедшая в выражении ее лица. Глазки гневно сверкали, на лице читалось презрение и отвращение, взгляд уверено выдавал спесь и надменность.
Оказавшись возле меня, Катя удобно устроилась в уже знакомом нам кресле. Эффектно положила одну ногу на другую, закурила сигарету и принялась меня внимательно изучать. Чувствуя, что сегодня все испытывают непреодолимую потребность в моем внимании, я первый нарушил молчание и неуверенно спросил:
– Екатерина Сергеевна, вы, наверное, хотите освободить меня?
– Как бы не так, «Барон» - злобно ответила прекрасная девушка, - без сомнения ты сегодня умрешь, но чуть позже.
В этот момент в ангар стали заходить люди, одетые в военную форму Федерального спецназа. Было их человек двадцать, все они были на одно лицо, одетые в маски. Как я понял, их задача была перетаскивать из хранилища денежные брикеты. Они уверенно принялись за работу. Я, ничего уже совершенно не понимая, спросил:
– Что же все-таки происходит?
– Все очень просто, красавчик, все эти доллары, украденные олигархами у народа, возвращаются на службу людям. Только и всего.
– Только и всего?
– лаконично съязвил я, понимая уже, что госпожа Ветрова не та, за кого себя выдает, - И каким же образом они им послужат?
– Они перейдут в руки тех, кто действительно живет заботами большей части населения нашей страны, а не отдельной его мизерной кучки.
– Но ведь это же предательство, а предательство, да правда еще суицид, даже Господь Бог не прощает.
– Мне это все безразлично, - начала откровенничать Ветрова, - это забота других. Я же здесь по сугубо личным причинам, то есть, устраиваю свою личную жизнь. Ведь если у тех людей, с которыми я сейчас сотрудничаю, все получится, очень скоро они окажутся в высших эшелонах власти. Ты же такой, до удивления, живучий, чуть не расстроил все мои планы.
– Извини, «Катенька», - тоже переходя на ты, начал я принимать ее условия игры, - неужели такая красивая девушка, как ты, по другому не смогла устроиться в этой жизни?
– Что ты знаешь о моей жизни?
– гневно «сверкнув» глазами, ответила вопросом на вопрос Екатерина, - не пройдя через то, через что пришлось пройти мне, вряд
– А ты расскажи, попробуй, может тогда и пойму.
Почему-то в этот день все решили перед мной исповедаться, как ранее Туркаев, которому я пообещал, что он вряд ли доживет до следующего рассвета, что с ним незамедлительно приключилось. Мне самому было жутко от своего пророчества. Ветрова же, затянувшись очередной закуренной сигаретой, внимательно оглядела меня, очевидно оценивая, достоин ли я узнать ее историю. Потом все-таки, наверное, решив, что я смогу быть благодарным слушателем начала:
– Могу и рассказать, все равно ты последний, кто узнает моё прошлое. Ведь тебя скоро убьют.
В этом я нисколько не сомневался. Я только никак не мог понять: «почему этого не случилось раньше»? И крайне удивлялся: «почему я до сих пор живой»? Очевидно, действительно Судьба берегла меня, и зачем-то я был ей еще нужен.
– Родилась я, - продолжала, меж тем, Екатерина, - в маленьком провинциальном городке центральной России в неблагополучной семье. Моя мать до моего появления на свет отсидев, по молодости, в местах лишений свободы, вышла в один прекрасный момент на свободу. Очень быстро она присмотрела моего отца – довольно перспективного инженера и, легко «закадрив» его, увела из первой семьи.
– Не хорошо поступила твоя мама, - не удержался я от невольного замечания.
– Не тебе ее осуждать. Так вот: выйдя замуж за папу, она сразу же решила его к себе «привязать», родив ему ребенка. Как и полагается в таких случаях ровно через девять месяцев появилась на свет я. Мама очень любила пить водку и довольно быстро пристрастила к этой привычке и своего нелюбимого мужа. Постепенно они спивались, и, в конечном итоге, отца «попросили» с работы.
Кроме своего пристрастия к выпивке моя родительница, ко всему тому же, была еще и женщиной довольно легкого поведения. С трех лет я насмотрелась на то, как она за рюмку водки позволяет делать с собой все, что только угодно. Супруг же ее в это время спокойно посиживал возле дома на лавке с ожидающими своей очереди любителями женского тела.
По отношению ко мне мать была жестокой и била меня постоянно. Повод для этого находился всегда, а если и не было ничего подходящего, за что можно было бы отлупить, то она придумывала это сама. Так я и жила, постоянно терпя побои и унижения, пока мне не исполнилось ровно семь лет. Далее властям надоело любоваться на творившийся в моей семье «беспредел», и родителей быстренько лишили права воспитывать своего ребенка, отправив меня на государственное попечение в детский дом.
– Тяжелая история, - искренне заметил я.
– Да, но если ты думаешь, что попав в ДД я стала жить лучше, то ты серьезно заблуждаешься. Там началась настоящая борьба за выживание. Приходилось становиться безжалостной, жестокой и беспощадной, чтобы отстоять свое место под солнцем. Педагоги и воспитатели там унижали ничуть не меньше, единственное, били гораздо реже. Воспитанники – те, что постарше – бессовестно пользуясь своей силой, отбирали все более или менее ценное. Со сверстниками периодически происходили конфликты, заканчивающиеся, как правило, драками.