Рианон
Шрифт:
Что если однажды действительно разразиться схватка между чародеями, в которой оружие бессильно. Не проиграет ли Дуглас? Или вдруг он захочет объединиться с восставшими, ведь они же, чародеи, лучше понимают друг друга. Манфред был даже уверен, что они могут общаться между собой на расстоянии и без слов лишь посредством передачи мыслей. Иначе, почему каждый из них признавал чародея в другом уже с первого взгляда. Манфред помнил эти долгие, таинственные единоборства без физической силы, когда двое, встретившись, смотрят друг на друга так долго и проницательно, явно признав в другом конкурента и это продолжается до тех пор, пока один обессилев не отводит глаза. Когда Дуглас впервые заглянул в глаза первого придворного мага, тот сопротивлялся какие-то минуты, а потом отвернулся и сжался так, как если бы его ударили. Потом ему долго жгло глаза, и он
Манфред с сожалением покачал головой. Если бы только его собственный сын был таким же самоуверенным и одаренным, как Дуглас. К сожалению, Конрад не проявил до сих пор ни одного положительного качества. На сегодняшнем совете, как и до этого он даже не попытался вникнуть в государственные дела. Казалось, хитросплетения, ведущие к власти, его ни чуть не интересуют. Возможно, дело тут даже не в любви, а в том, что Конрад от природы бездарен. Хотя появление возлюбленной в его жизни все же внесло свой вклад. Возлюбленной, которая не любила его.
Даже сегодня на совете он совершенно не задумывался о предстоящей войне. Его гораздо больше волновала убежавшая девчонка. И сейчас он с отсутствующим видом стоял у окна, бесцельно сжимал пальцами граненную рукоять кинжала с опалом и думал только о Рианон. Ну и сын, покажи ему красивую девичью косу и ни о чем другом думать у него уже не хватит сил. Он даже начал считать, что лучше было иметь одну дочь, женщины, по крайней мере, сохраняют голову на плечах, всюду, даже в любви, если, конечно, они способны любить вообще. Мать близнецов была не способна. Парни же, стоит им загореться, способны забыть обо всем, даже о королевстве. Поэтому думать оставалось только отцу. Он готов был поручиться, что никчемный сын отдаст так называемой невесте даже оберегающий его кинжал с опалом, стоит той только попросить. И зачем вообще она сбежала, раз уж могла веревки вить из этого недалеко, но довольно смазливо юнца. Ответ напрашивался сам собой – она видела его взгляды, он знал, и она догадывалась инстинктивно.
А еще его немного беспокоило то, как странно временами смотрит на нее Хильдегард, но об этом он старался не думать. Кого можно обвинить кого-то в том, что он засматривается на такую красоту.
Жаль только, что Конрад в своем восхищении прекрасной принцессой уже перешел всякие допустимые границы.
– Ты не хотел бы высказаться ни по одному из обсужденных вопросов? – в итоге Манфред не выдержал и грозно уставился на сына.
Того это даже не задело. С недавних пор он не обращал внимания ни на пренебрежение этикетом, ни на гнев своего отца.
– Вы, кажется, все обсудили и без меня, – почти грубо отозвался он, даже не сделал попытки обернуться лицом к королю. Его отрешенный взгляд все еще блуждал по мрачнеющему небу, будто выискивая там кого-то.
– Так значит, тебя ни чуть не волнует предстоящая война, – Манфред решил пойти в обходную и сыграть на гордости сына, но и это видимо не сработало. – Другие юноши были бы счастливы проявить себя в бою. Ты мог бы доказать, что стоишь любого противника и вернуться героем. Очевидно, ты тоскуешь по тому, что лавры победителя достанутся ни тебе. Но это мы еще можем поправить. Ведь бои еще даже не начались. Все только впереди.
– Рианон была против войны, – обиженно надул губы Конрад, – она говорила, что из-за нашего расположения у гор нам не победить, ведь люди из Минуэла в гористой местности ориентируется намного лучше наших не подготовленных к этому воинов.
– Что девчонка может смыслить в стратегии? – взорвался Манфред.
– Но смыслит она отлично, – осторожно заметил один из оставшихся министров, до этого тактично делавший вид, что не наблюдает за перепалкой между отцом и сыном. Замечание могло стоить ему жизни, и он вовремя прикусил язык, вспомнив об этом.
– Также она считает, что нечестно объявлять войну с ними, – не успокаивался Конрад. Когда речь заходила о Рианон, он становился невыносим. Вот и сейчас только и слышится от него «она думает», «она считает», «она знает, как сделать лучше». Конрад рвался защищать ее с надобностью и без
– Мне плевать, что она считает… – Манфред чуть было не испортил в миг всю ту ложь, которую создавал месяцами. Благо, он сдержался вовремя, прежде чем успел сболтнуть много лишнего. – Конечно, это важно. Мнение наследницы надо учитывать, – уже другим тоном заговорил он, вспомнив о нежелательных свидетелях, которые, конечно же, пока были на его стороне, но кто знает, как могут повернуться события. – Жаль, только что ее высочества здесь нет, чтобы она могла высказать свое мнение, иначе его непременно бы учли.
– Она вернется, – Конрад на миг так надавил на рукоять своего оберега – магического кинжала, что опал на кончике рукояти чуть не треснул. Надо же так забыться, чтобы чуть не уничтожить охраняющую тебя вещь. – Она просто должна вернуться. Не может же она все бросить…
«Не может бросить меня», последние слова так и застыли на его губах, он знал, что произнести их будет ложью.
– Как бы она не попала в руки вражеских сил, – поспешно сменил он тему и тут же занервничал. – Она ведь не могла еще уйти так далеко, чтобы пересечь границу.
– Ты забыл о возможных лазутчиках, – поддел его отец. – Схватить принцессу для них редкий приз.
– Не может быть, если стражи, прочесавшие лес ее не нашли, то и лазутчики не могли бы схватить ее там. Она где-то в другом месте. Очевидно, не на том пути, который мы проверяем.
– Мы проверили уже все пути, – резано заметил Манфред, – и пути к безопасным границам, и к враждебному государству.
Он ставил себя в глупое положение, отчитываясь перед сыном, но обескураженное выражение на лице последнего того стоило. Конрад выглядел таким беззащитным, когда беспокоился из-за своей зазнобы. Временами дразнить его было даже приятно. Всегда приятно дразнить того, кто резко реагирует на все свои замечания. Другое дело Рианон, она все воспринимала с ледяным спокойствием и шутки, и уколы. Но если она произносила что-то в ответ, то любой мог завыть от ярости сам. Такая остроумная, дерзкая, абсолютно непроницаемая и будто вся сделанная изо льда. Полностью вразрез с этим определением шла ее способность часто появляться именно в тех местах, где что-то горит. Манфред и сам не раз замечал, что в зале, где даже не растоплен камин, с появлением принцессы вдруг неожиданно занимается штора или вспыхивает чья-то одежда. А еще она обжигала людей. Это ледяная красавица могла обжечь любого, кто осмелиться коснуться хотя бы ее мизинца. В этом Манфред был почти уверен. Однажды он наблюдал за ее реакцией на касание чужой руки и последовавшим ожогом для смельчака, и надо признать, это его впечатлило. Рианон могла стать сильной союзницей, но она стала врагом. Чего и следовало ожидать, ведь он отнимал все то, что по праву принадлежит ей одной. И все же его преследовала соблазнительная мысль о том, что когда-нибудь он заполучит в свою свиту даму обладающую такими же качествами как у Рианон и ее талантом обжигать. Обжигать как плоть и материю, так и сердца людей, однажды посмотревших на нее.
А хуже всего оказалось то, что вдобавок ко всему прочему Рианон еще оказалась и ужасно непокорной. Настоящая дочь короля, капризная и избалованная, неуправляемая и дерзкая, она чуяла опасность на расстоянии. Еще до того, как Манфред успел объявить ее невестой своего сына, она уже что-то заподозрила и наверняка принялась готовиться к побегу. Как ей только удалось так хорошо все спланировать. Принцесса исчезла из замка так быстро и неуловимо, будто прошла сквозь стену. Только вот ее нельзя было назвать призраком или колдуньей, Рианон была существом из плоти и крови, ну пусть с небольшой примесью огня, однако сквозь стены проходить она не умела. Явно кто-то ей помог. Может, она соблазнила кого-то из пажей или даже из королевской охраны и тот открыл для нее двери, когда было нельзя. Нужно проверить, кого недосчитались на посту или в штабе прислуги. Этот человек вполне сейчас может быть в бегах вместе с ней. Если только она сама же не перерезала ему глотку или не оставила в первом же попутном трактире, чтобы бедолага сам вскрыл себе вены. Как ни странно, такая участь ждала практически всех, кто имел несчастье в нее влюбиться. Так что Манфред не без основания опасался за Конрада. Принцесса будто сеяла вокруг себя смерть. Она могла бы стать кровавой богиней, которой приносились добровольные жертвы из числа ее поклонников.