Ричард Блейд Айденский

Лорд Джеффри

— Глупости! Никого он не усыпляет, — заявила Саринома, всматриваясь в ветви, темневшие над палаткой. — Очень вежливое, деликатное создание… и ты его напугал. Вот… — она помолчала. — Он спрашивает, можно ли поговорить с тобой.

— Поговорить?

— Анола. Он не собирается без разрешения лезть тебе в голову… так он сказал…

— А тебе?

— Ну, скорее я к нему влезла. Все-таки у меня харр…

Блейд подумал и отодвинул арбалет.

— Ладно, я разрешаю. Любопытно, что скажет этот маленький Дракула.

С ветви,

простиравшейся над палаткой, упало что-то темное. Не упало — мягко соскочило, сжавшись на земле в небольшой комок неопределенных очертаний. Потом этот сгусток тьмы словно бы потек вверх, распрямился, приблизился к костру, и Блейд различил поблескивающие маленькие глазки, мохнатую шкурку, казавшуюся абсолютно черной, длинный гибкий хвост, острые белые зубы в полуоткрытой пасти. Или во рту? Это существо стояло на задних конечностях, а передние — лапы или руки — заканчивались кистями с крохотными пальчиками. Зверек был ростом фута полтора и больше всего напоминал земного ленивца. Движения его, однако, казались точными и быстрыми.

Внезапно странник ощутил какое-то давление в висках — их словно бы покалывали маленькие осторожные коготки, проникая все глубже и глубже, пытаясь пробиться к его сознанию. Ему словно бы задавали вопрос; он чувствовал эту вопросительную интонацию, но не понимал слов. Или слова? Нет, то, что билось у него в мозгу, никак нельзя было оформить словами! Ни на языке империи, ни на хайритском или ксамитском, ни на английском, ни на оривэе… Мысль без слов, чистое ментальное понятие… И наконец Блейд сообразил, что интересовало пришельца. Он спрашивал: «Ты — хороший?»

Это была не связная фраза, а, скорее, некий обобщенный образ: существо, большое и сильное, которого не надо бояться. В ментальном призыве странного пришельца Блейд внезапно ощутил тоску и какую-то безнадежность, как у малыша, что тянется к взрослым, которые раз за разом отталкивают его. Было тут и что-то иное — любопытство, доброжелательность и легкая насмешка. Он с удивлением осознал, что эта мохнатая обезьянка не лишена чувства юмора — или чего-то такого, что называется юмором у людей.

— Он спрашивает, не надо ли меня бояться, — произнес Блейд, повернувшись к своей подруге. — Передай, что я не причиню ему вреда.

— Скажи это сам, — на губах Сариномы мелькнула улыбка. — Скажи! Мне кажется, он поймет.

Странник еще раз осмотрел мохнатого пришельца. Тот держался шагах в трех от костра, но огонь, похоже, не внушал ему страха; если он чего и опасался, так окрика, грубого жеста или блеска острой стали. Блейд понял это каким-то шестым чувством — или, возможно, зверек передал ему свои ощущения. Не подлежало сомнению, что его ментальные способности были развиты сильнее, чем у человека.

— Подойди и садись, — медленно произнес Блейд. — Я тебя не трону. Я хочу поговорить с тобой, малыш.

Он уловил волну глубокого удовлетворения, на хлынувшую от гостя. Черная фигурка шевельнулась, зверек

опустился на все четыре лапки, сжался в пушистый шар и прыгнул, мгновенно очутившись на расстоянии протянутой руки от замерших людей. Теперь он не выглядел похожим на ленивца; его движения были стремительны и грациозны, как у большого черного кота. Костер ярко освещал его забавную мордашку, не человеческую, не обезьянью и не кошачью, но, как признал странник, весьма симпатичную и дружелюбную. Впечатление несколько портили крохотные белые зубки, поблескивавшие в пасти, кое-какие из них и в самом деле напоминали миниатюрные клыки вампира.

— Чем тебя угостить? — спросил Блейд.

Существо несколько мгновений колебалось, видно, лакомство, которое было бы ему по вкусу, отсутствовало у путников, либо зверек не решался его попросить. Наконец в сознании странника возникло что-то похожее на плод.

— Он ест фрукты, — заметил Блейд — Милая, взгляни, не осталось ли у нас чего.

Саринома потянулась к мешку с провизией. Там, завернутые в клочок чистой ткани, были засахаренные фрукты, прихваченные во время бегства с постоялого двора. Блейд с компанией закусывали ими вино. В Тагре сыскались бы и свежие — даже сейчас, весной, но в Ханде, лежавшем много севернее благодатных имперских земель, до нового урожая оставалось еще три месяца.

Блейд почувствовал, как Сари вложила ему в ладонь липкий комок.

— Вот! Но дай ему сам. Насколько я могу определить, — она покосилась на слабо опалесцирующий харр, — это м-м-м создание — мужского пола, довольно молодое и очень любопытное. И оно испытывает к тебе гораздо больший интерес, чем ко мне.

— Странно, — заметил Блейд, протягивая зверьку угощение. — Из нас двоих ты гораздо добрее и безобиднее… о внешности я уж не говорю.

— Спасибо, милый. Но он все-таки интересуется тобой.

Пришелец осторожно взял фрукты — не подцепил коготками, а именно взял, зажав в крохотных, как у годовалого младенца, пальчиках. Он начал есть без всякой опаски и не пытаясь сперва распробовать лакомство, видно, запах ему понравился, и он знал, что пищу предложили от чистого сердца.

— Смотри, смотри! — Саринома в полном восторге дернула Блейда за локоть Зверек съел фрукты и теперь умывался, вылизывая длинным розовым язычком мех вокруг рта — точь-в-точь, как это делает кошка. Выглядел он преуморительно.

Блейд, усмехнувшись, похлопал по земле рядом со своим коленом.

— Наелся? Ну, иди сюда, поговорим. Килата сия! — зачем-то повторил он на оривэе.

Быстрый скачок, и существо очутилось рядом, свернулось клубком, из которого поблескивали темные глаза и зубки.

— Ты — ата?

Пришелец, к удивлению странника, понял. Ответ был явно утвердительным, и в нем присутствовало еще кое-что, некое совершенно определенное указание. Блейд перевел его так «Ата. Ата звать люди»

— А как ты сам зовешь свой народ?