Ричард Длинные Руки — эрбпринц
Шрифт:
Танцы во дворце я наблюдал с высокого кресла, подозрительно похожего на трон, затем с кубком в руке спустился и пошел по залу. Гости кланялись, я на ходу отдал кубок Альбрехту.
— Ваше высочество?
— Мне низзя, — сказал я наставительно, — я на службе.
— А-а-а, — протянул Норберт, — надо же… А какая служба, если не секрет?
— У меня все секрет, — ответил я, — но для вас, граф, сделаю исключение.
Я замолчал, он легонько толкнул меня в бок.
— Так не спите, делайте!
— Высматриваю
Он спросил с интересом:
— А как их отличаете?
— Они поднимают тосты за мое здравие, — объяснил я, — держа кубки в стиснутом кулаке. Так что, граф, говорите умно, враг подслушивает.
Он сказал с тоской:
— И тут умничать? А где же можно побыть самим собой? Только в отхожем месте? Закрывшись на крючок?
— Нигде, — ответил я строго. — Господь нас видит везде.
Он передернул плечами.
— Бр-р-р!.. Не хотел бы я, чтобы он видел меня там.
— Господь нас любит всякими, — добавил я наставительно. — Даже обосранными, как мы любим своих детей, хоть те и пачкают пеленки так мощно, что поубивал бы о стены… но не убиваем же? Потому будем всегда соответствовать своим высоким титулам и оправдаем надежды всевидящего Господа, пусть ему будет приятно, что мы такие чистенькие и умненькие.
Когда музыка грянула с новой силой, и танцующие пошли парами по кругу в веселом вирде, старшее поколение начало посматривать с неодобрением, но при появлении епископа Гелерия сразу забыли о чересчур вольной молодежи, торопливо опускали головы в почтительнейших поклонах и просили благословения.
Норберт сказал негромко:
— Ваше высочество, не хочу портить веселье, однако противник приблизился.
— Насколько?
— Сегодня вечером окажется на позиции.
— Чего мы и ждали. Что еще?
Он сказал еще тише:
— Ночью отдохнет после марша, а утром пойдет в атаку.
— Значит, — сказал я, — у нас сегодня день ожидания… как и ночь. Впрочем, есть соблазн напасть ночью.
Он сказал недовольно:
— Что у вас за шуточки! Так нападать можно одним отрядом, но не армией. Мы в темноте начнем бить друг друга.
— Увы, — сказал я, — так и будет.
Он сердито зыркнул в мою сторону:
— Догадываюсь, что для вас ночь… не ночь. У меня трое таких, все на вес золота. Но трое, а не армия!
— Тогда ждем, — решил я. — Мы ведь знаем, когда и как нападут, с точностью до минуты?
Он кивнул, а в голосе прозвучало пренебрежение:
— Все делают одинаково. Честно говоря, я тоже до встречи с вами таким был… Это вы все с вывертами, всегда ломаете правила войны, все делаете не так, как все нормальные люди, но вы побеждаете, потому я принял эти методы… хоть они и кажутся иногда дикими. Но вы правы, историю пишут победители!
— Так будем же победителями, — сказал я.
Он
— Но я, с вашего позволения, отбуду в расположение наших войск. Иногда бывает нелишним еще раз проверить, все ли в порядке у нас самих, а то о противнике частенько думаем больше.
— Я прибуду сегодня вечером, — пообещал я. — Эту ночь проведем у костра с нашими воинами.
— Ваше высочество…
— Граф, — сказал я.
После его отбытия я остаток дня общался с местными лордами, что поспешно приезжали в замок барона Эркхарта, как только услыхали, что у него гостит сам Ричард Завоеватель.
Я терпеливо объяснял суть нового устройства общества, когда всем будет хорошо, начиная с простых крестьян, что начнут работать лучше и больше, а следовательно — зарабатывать, и всех нас, которые будут получать с крестьян больше денег в виде налогов.
Правда, придется поступиться некоторыми вольностями и правами, что отойдут государству, однако с ними все равно расстаться придется, за этим проследит моя армия, которой дан приказ сносить с лица земли замки, лорды которых попытаются воспротивиться моей державной воле.
Лорды хмурились, переглядывались, молча уходили, почти не задавая вопросов.
Альбрехт сказал тихонько:
— Идея не сработала.
— Я показал только пряник, — ответил я тоже шепотом. — Они еще не видели кнут.
— Но вы намекнули, что он у вас есть. И большой. Или большой.
— Слышать одно, — ответил я хмуро, — а вот увидеть… А еще лучше — почувствовать на своей спине.
— Вы как-то обронили, — напомнил он, — что все, что вам нужно, — это теплая постель, доброе слово и безграничная власть…
— Это была шутка, — сказал я сердито, — однако вы сами понимаете, центральную власть надо крепить!
— Да, — ответил он поспешно, — еще бы! Ведь в центре — вы, ваше высочество!
Я скривился.
— Граф, я иногда вас ненавижу. Я сам демократ с детства, хотя и не понимаю, что в ней хорошего, но умом вижу необходимость крепкой власти центра! Да, согласен, власть развращает, но отсутствие власти развращает абсолютно.
— Власть теряет всю свою сладость, — напомнил он заговорщицки, — если ею не злоупотреблять.
— Я еще молод и глуп, — напомнил я, — следовательно, честен, благороден и справедлив. А также паладинен! Не знаю, бывают ли старые паладины? Интересно, каким будет Сигизмунд, когда повзрослеет и увидит мир, какой он на самом деле… Да это так, граф, я часто говорю сам с собой, люблю поговорить с умным собеседником… В общем, никаких злоупотреблений с моей стороны, пока я весь упоен построением Царства Небесного на земле. А вот если не получится, тогда да, в расстройстве, что мы только не вытворяем, чтобы заглушить или заполнить…