Ричард Длинные Руки – эрбпринц
Шрифт:
— Вот пусть и не попадаются, — ответил я.
— Ваше высочество!
— Я не просто опасен, — буркнул я, — а когда зол… сам себя пугаюсь!
— Я пойду на расстоянии, — предложил второй, — чтобы не мешать вашим возвышенно-опасным мыслям.
— Все равно помешаешь, — отрезал я. — Дальше не ходи, я сказал!
Он послушно замер, а я привычно вышел из лагеря, используя незримность, в ближайшем овражке, густо заросшем высокой травой, перевоплотился в птеродактиля и взмыл к небу.
То ли чудится, то ли перевоплощение
Внизу поверхность темной земли так и осталась бы темной, если бы не умел смотреть иначе, уж и не знаю, что за диапазон, только и того, что никаких красок, зато все проплывает отчетливо и разборчиво: серый лес, что продолжает уменьшаться и вот-вот станет похожим на мшистое болото, тоже серые, заросшие лесом холмы, одинокие и сбежавшиеся в стайки горы, а то и вытянутые цепочкой…
Пролетев всего ничего, перевалил через небольшую горную цепь, там напряг зрение: с одной из высоких гор тянутся вниз две странные серебряные нити.
Когда облетел на большой высоте вокруг, обнаружил с той стороны горы еще одну, такую же тонкую и блестящую.
Странные ручейки вытекают именно из высокого кратера. Верхушка горы, как понимаю, разлетелась вдрызг от страшного удара изнутри и сейчас разбросана мелкими камнями на мили вокруг.
Ручейки не багровые, как положено любой лаве, а этого странного цвета, словно в самом деле там, в глубине, плавятся несметные запасы серебра.
Я нарезал круги, снижаясь все больше. Ручейки похожи на серебро, но явно не серебро. Смахивает и на воду, но тоже не вода, хотя к ней ближе, чем к серебру…
Почти у самого подножия копошатся человеческие фигурки в длинных плащах. Напрягая свои птеродактильи крылья, я рассмотрел закапюшоненные головы, но дождя нет, как и сильного ветра, так что такая одежка — в данном случае ритуал, форма, чего не люблю, любая секта — это нечто неприятное…
Я спустился еще ниже, стараясь крыльями помогать как можно бесшумнее, хотя иногда пролетал почти над их головами, но все, занятые делом, меня не замечали, а только старательно набирали в медные фляжки этот серебряный раствор.
Я увидел, как светятся их руки, во мгновенном озарении понял все. Они продолжали работу, а я взлетел повыше, перебрался на соседнюю гору, где превратился в огромного дракона.
С огромным камнем в когтистых лапах я с трудом долетел до вершины горы с открытым верхом, глыба выскользнула, огромная, как двухэтажный дом, с силой ударила в воронку.
Я надеялся, что закупорит, однако она всей тяжестью проломила тонкие стенки и просела глубже, еще глубже. Там, снизу, раздалось клокотанье, глыба дважды дрогнула, чуть шелохнулась, укладываясь поудобнее, и все затихло.
Тонкие серебристые нити оборвались. Внизу не сразу поняли,
Ближайший ко мне вздрогнул, торопливо вскинул голову. Капюшон от резкого движения свалился, худые руки тут же взметнулись, чтобы вернуть его на место, но я уже рассмотрел и голый череп, и худую цыплячью шею, и желтое лицо с испуганными глазами.
— Насколько сильна та магия? — спросил я.
Он вздрогнул, руки бессильно опустились. Только сейчас, глядя на меня, заметил, как укорачиваются сбегающие с горы серебряные нити.
— Магия? — спросил он торопливо. — Это не магия… Это надо еще обработать, добавить травы, выпарить, только тогда можно… Но почему все кончилось?
— Разве не к счастью? — спросил я. — Дармовщине конец, теперь все своим трудом, своими руками.
Остальные, не обращая внимания на незваного пришельца, торопливо собирали последние нити этой светящейся слизи, а человек с голым черепом сказал жалко:
— Но исчез великий источник, что кормил и защищал нас! Наши два села могли бы несколько поколений жить в довольстве, не заботясь о завтрашнем дне.
Я подумал, кивнул.
— В том-то и дело.
Он спросил настороженно:
— Что?
— В том все и дело, — повторил я. — А что потом?
— Когда?
— После того, — напомнил я, — как минуют эти поколения.
Он сказал со вздохом.
— Будут жить, как все.
— Не смогут, — сказал я. — На даровой энергии всяк человек, даже самый стойкий, расслабляется, живет, не работая… или самую малость. А если еще с самого детства… В общем, здесь люди превратились бы в животных.
Он испуганно перекрестился.
— Господи! В самом деле?
— В самом что ни есть, — сказал я. — Человек, только потому человек, что тяжело трудится. Пока другого пути не придумано. Да и потом… не вижу. Ладно, добирайте последние капли. Расходуйте бережно и сразу же учитесь работать. Победителем станет тот, кто будет работать больше и лучше других.
Уже не обращая на них внимания, я зашел за гору, а оттуда взметнулся птеродактилем. Воздух взревел, меня швырнуло, как стрелу гастрафарета, нацеленную в небо.
Я с трудом унял колотящееся сердце. Доспех Нимврода старается уловить мои невысказанные желания, исполнить. Я только подумал ускориться, а он уже, поблескивая звездными искрами, с нептеродальтильной мощью рассекает воздух, уже не птица, не рептилия с крыльями, а нечто вообще, даже и не знаю, нечто махолетного типа.
На картах, составленных в Варт Генце, Бриттии и самом Ираме, эти королевства обведены жирными красными линиями, дескать, здесь наша власть, кто переступил черту — враг, но здесь, по земле, никто не догадался провести такие линии, и где кончился Ирам и начался Пекланд, вряд ли смогли бы вот так с высоты сказать даже их короли.