Ричард Длинные Руки – эрцфюрст
Шрифт:
– А то как же!.. Но те, кто пришел первым, были сильны и отважны, а помыслами чисты. С легкостью побивали мразь, теснили нечисть и не успокоились, пока последняя не была посечена мечами и сожжена на чистом огне. С той поры здесь жили мирно и счастливо. Но, как видишь, люди обленились, начали забывать высокие истины, а слово Божье превратилось в пустой звук. Ты заметил, в каком виде у них церковь?
Я вспомнил серое обветшалое здание, мимо которого проехали, как будто это был заброшенный сарай. Крест на крыше обломан и почернел, будто в него ударила молния.
– А
Бернард кивнул угрюмо.
– Вот и ты тоже… Ладно, Дик, оставляем тебя в следующей деревне. А то дальше за перевалом уже опасные земли. Совсем недавно там было так же мирно… но теперь всякие твари, которых раньше не было.
– А я при чем? – не понял я.
– А гибнут в первую очередь те, – пояснил Бернард почти зловеще, – кому наплевать на святую церковь! Кто не посещает обедни, кто забывает креститься, кто не знает молитв, кто смеется над святыми таинствами. А если и не гибнет…
Он внезапно умолк, перекрестился. Я некоторое время ехал молча, холодок страха шевелил волосы. Спросил осторожно:
– А что с теми?
– Лучше бы они погибли, – ответил Бернард коротко.
– А что с ними происходит? – допытывался я.
Бернард покачал головой.
– Не хочу об этом говорить. Понял?
– Понял, – ответил я покорно и начал придерживать коня. – Прости, что потревожил.
За спиной послышался конский топот. Асмер догнал, поинтересовался:
– А правда, что ты гарпию задавил голыми руками?
– А что было делать? – спросил я. – Меча не было, топора – тоже.
– Гм… не знаю, помог бы топор.
Я насторожился.
– А почему нет?
– Да знаешь ли… – Голос Асмера стал нерешительным. Он оглядел меня с головы до ног, заколебался, махнул рукой. – Словом, легче троих закованных в железо рыцарей сразить, чем одну такую крылатую гадость.
– Почему?
– Не знаю, но когда нападают, то руки и ноги делаются ватными. И в голове такой грохот, как будто камнедробилка заработала… Еле-еле поднимаешь щит, топор…
Я пожал плечами, камнедробилкой не удивить того, кто слушает хэви-метал.
– Не знаю. Я ничего такого не слышал. А эта тварь… она ж не больше бродячей собаки! Я знал людей, что даже кошек боятся, крыс, мышек, пауков… хотя легко могут растоптать, расплющить…
Асмер помолчал, сказал задумчиво:
– Может быть, ты гораздо больше прав, чем догадываешься.
Глава 7
На привале Асмер в ручье полоскал рубашку, Бернард пробурчал, что внизу по течению на милю вся рыба издохнет, а это ж божьи твари, грешно, священник оставил книгу и углубился в чащу. Но ушел недалеко, я увидел над зеленью кустов седые пряди с розовой плешью, потом вроде бы совсем рядом качнулось нечто серо-коричневое.
Два оленя внимательно рассматривали священника. Он что-то говорил, помавая обеими дланями, будто растирал по невидимой стене тесто. Подошел крохотный олененок, глаза большие, серьезные, с ходу попытался боднуть человека в колено безрогой головой, потом заслушался. Священник присел и, глядя ему в глаза, читал молитву, почесывал белое
Я попятился, не люблю пугать зверей, у нас они и так запуганные, зато Бернард увидел, ахнул, заорал обрадованно:
– Патер, хватай за рога вон того, толстого!..
Совнарол даже не оглянулся, а олени вздрогнули от громкого голоса, отступили на шажок. Бернард ругнулся шепотом и громко сказал:
– Патер, мясо кончилось!.. У нас только хлебные лепешки и малость сыра. Господь не обеднеет…
Священник ответил, не повышая голоса:
– Изыди с такими речами!.. Не поддавайся искушению диавола!
Олени пугливо прядали ушами, но не уходили, доверчиво тыкались бархатными мордами. Красиво вырезанные ноздри трепетали. Священник встал, чесал оленей за ушами, они жмурились, томно выгибали шеи. Бернард взглядом уже освежевал всех троих, разделал мясо и жарил на углях, потом вздохнул, уже смиреннее объяснил:
– Это не я, а мой желудок искушает. Мой собственный…
Асмер подмигнул невесело, взял лук и неслышно вдвинулся в зеленую чащу. «Священник, конечно, глуп, – мелькнуло в моей гудящей голове, – без мяса быстро теряем звериность, а без нее тут не выжить, так что проще зарезать хотя бы одного из этих оленей, а не гоняться по лесу… но в чем-то есть это странное превосходство, превосходство тупого и необразованного священника над умом и образованием». Только на миг мне показалось именно так, я отвернулся и ушел к костру, но засело чувство, что эта мелкая заноза ухитрилась поцарапать мою толстую кожу.
По словам Бернарда, мы двигаемся через королевство Эстия. И хотя эти земли заселили даже раньше, чем Галлиланд или Алемандрию, но страна, на мой взгляд, оставалась пустынной, безрадостной. Деревушки попадались редко, все крохотные, ни одного села, а городов так и вовсе не попадается, хотя несколько суток двигались по берегу полноводной реки с чистой водой и множеством рыбы.
Несколько раз видели проплывающие вдали курганы. Один показался свежим, на нем еще сохранились ритуальные камни. С других либо скатились, либо их поглотила земля. Землепашцев почти не встретили, только стада мелких неопрятных овец, обязательно тощих. Их стерегли такие же тощие злые собаки под присмотром тощих пастухов. Пастухи смахивали на разбойников: в лохмотьях, с дубинками на поясах, угрюмо провожали злыми взглядами нашу повозку.
– Ничего, – сказал Бернард. – Ничего… Только бы добраться до наших земель!.. Богатая долина, плодородная земля… В реках тесно от рыбы, в лесах – от зверя, зерно пшеницы – с орех, а виноградную гроздь берешь двумя руками!.. У нас девушки как цветы, а цветы как девушки – голова кружится.
Асмер фыркнул:
– Про нечисть упомяни.
Бернард омрачился, мне стало жалко старого воина, за него ответил Рудольф:
– Погоним нечисть. Погоним. И воссияет солнце.
Ланзерот оглянулся, я уловил взгляд холодных, ничего не выражающих глаз, затем он отвернулся, ехал молча. И уж совсем неожиданно прозвучал его отливающий металлом голос: