Ричард Длинные Руки – герцог
Шрифт:
– Наш сеньор. Он дрался храбро. Первым вступал в бой, а из боя его едва вынесли…
– Конечно, проиграли?
Второй перебил первого:
– Ты нам зубы не заговаривай! Их переправилась через реку целая тьма. Такие твари, что не только свет не видывал… но и не слыхивали о таких. Но ты нам зубы не чеши. Что с темя двумя?
Я заметил, что третий воин и даже раненый держат в руках арбалеты. Стрелы блестят серебряными наконечниками.
Ланзерот сказал громко:
– Бернард, Асмер, Дик, перекреститесь. А вы разве не знаете, что достаточно одному прочесть молитву, чтобы у всей
Повозки сошлись боками. Принцесса и священник передали старшему воину три хлебных каравая. Священник с требником в руках подступил к раненому.
– Крепко ли веруешь, сын мой?
– Отче, – простонал раненый. – Если бы не верил в правоту Господа нашего, пошел бы я с горсткой людей на такую силу?
Священник кивнул, в запавших глазах промелькнуло удовлетворение, сказал с нажимом:
– Верь и сейчас, сын мой!.. Ибо сейчас тебе вера понадобится больше, чем когда-либо.
Принцесса подошла к раненому, ее узкая ладонь легла ему на лоб. Бровки ее озабоченно взлетели вверх, на священника взглянула с испугом.
– Отец, у него жар… Он держится из последних сил!
– Настоящий воин Христа, – ответил священник. – Да поможет нам Господь и все его светлые ангелы…
Принцесса опустила ладони поверх окровавленных повязок раненого. Он закрыл глаза, на губах проступила слабая улыбка, будто из кончиков пальцев принцессы изливался анестезин.
– Верь, – сказал священник настойчиво, – верь! Верь неистово! И снова в твоих руках будет меч, ты встанешь на пути Зла…
Он забормотал молитву на латыни. Я плохо понимал слова, рядом рыцари обнажили головы, тоже бормотали или хотя бы шевелили губами, а Рудольф слез с коня и преклонил колени, что, по-моему, уже явный перебор. Но я склонил голову и тоже шлепал губами, украдкой присматриваясь к принцессе. Ее лицо стало строгим, отрешенным. На миг в глазах проступила сильнейшая боль, руки дрогнули. Голос священника стал громче, настойчивее.
Принцесса прикусила губу. Лицо стало белым, как мрамор, на чистом лбу заблестели мелкие капельки пота. Она часто дышала. Мне показалось, что она на грани обморока. Начал придвигаться в ее сторону, подхвачу, священник возвысил голос до крика, вскинул крест, обе руки воздеты к небу…
Красиво, ничего не скажешь. Затем в наступившей тишине голос его прозвучал чересчур слабо и буднично:
– Покажите его раны.
Раненый уже сам, что-то почуяв, с выпученными глазами торопливо срывал окровавленные тряпки, морщился, отдирал по живому. Второй воин, который дерзкий, отодвинул его руки и сам осторожно снял бинты…
Я вытянул шею. Этого гиганта вряд ли довезли бы до медпункта. Даже если там сам Пирогов делает операции, не спас бы со всем своим умением первого полевого хирурга. Раны рваные, глубокие, инфекция уже закопалась в кишки… Вернее, раны были рваные, а сейчас на их месте только багровые вздутые шрамы, толстые как веревки.
Воин попытался сесть, со стоном завалился навзничь. Ланзерот сказал торжественно:
– Благодари Ее Высочество принцессу Азаминду!.. А сейчас лежи, набирайся сил. Твои силы тоже до капли ушли на… заживление ран.
Рудольф
Воин смотрел на Ланзерота, на всех нас круглыми от изумления глазами. Голос его дрогнул от ликования:
– Друзья! Кто бы ни были… светлые ангелы или такие же сражальщики со Злом… но отныне и навеки конт Белуни ваш вечный должник.
Он закашлялся, затих. Бернард довольно прогудел, как огромный рой пчел в огромном, как пещера, дупле:
– Отоспись. Уже завтра сядешь на коня. По себе знаю… Меня Ее Высочество четыре раза, можно сказать, из когтей дьявола вырывала!
Он захохотал, довольный. Вассалы Белуни счастливо хлопотали вокруг сеньора, смотрели благодарными глазами. Дерзкий воин сказал торопливо, сразу растеряв заносчивость, теперь будь у него хвост, оббил бы себе им бока:
– Вы направляетесь в самое пекло!.. Куда, в Зорр? Я думал, он уже пал. Не знаю, что вас туда несет… Сражаться можно и здесь. Мы видели в той стороне столбы черного дыма до самого неба. Говорят, город пал, а жители распяты на дверях собственных домов. Да, хочу предупредить, появилась нечисть, что не меняет облика. Сколько ее ни крести, рожи те же. И серебро на нее не действует. И соль.
Бернард сказал недоверчиво:
– Нечисть? Может быть, просто гоблины или тролли? Ну, какие-нибудь дикие, которых не знаем.
Конт Белуни все еще ощупывал себя, мял, проверяя, сизые шрамы, сказал рассеянно:
– Гоблины… Какие ж гоблины нечисть? Это все равно что обозвать нечистью оленей или медведей. А то и вовсе кабанов. Нет, благородный сэр, то доподлинная нечисть. Добротная, новая.
Первый воин сказал с раздраженной усталостью:
– Какая новая? Это старую воскрешают! Ее наши деды побили, а колдуны нашли способ ее поднять.
Бернард промолчал, но лицо его было чересчур серьезное. Мне стало страшновато, ибо, судя по глазам Бернарда, деды таких зверей не знали. И вряд ли прошли бы в эти земли, если бы эта нечисть еще там была. Скорее всего, ее побили намного раньше. А победители то ли перемерли от кори или свинки, то ли как лемминги ушли к морю и перетопли.
В сторонке от дороги из земли торчал древний массивный камень. Без всяких знаков, до половины зарос серым, уже высохшим мхом. Я посмотрел на оживших духом, но все равно измученных воинов, мои пальцы нащупали на поясе молот.
Бернард явно не понял, зачем я швырнул его без всякого смысла в этот валун. Я сам не знал, просто поддался чувству, что сейчас это почему-то уместно. Залопотал воздух, это ручка молота, вертясь, творит турбулентные завихрения. Грохнуло, раздался страшный треск. Я ожидал, что на камне возникнет белое звездообразное пятно, словно туда с размаха вмазали крупным снежком, но взметнулась мелкая каменная крошка, а крупные куски унесло далеко в стороны.
Я выставил мозолистую ладонь, хлопок, пальцы сомкнулись на рукояти. На серой поверхности металла ни царапины от удара, в то же время видны следы от кузнецких молотов по раскаленному металлу: древние мастера работали грубовато и небрежно, все было уже привычно, а этот молот не экспериментальный, работа шла на потоке.