Ричард Длинные Руки – император
Шрифт:
— Верно, — подтвердил я. — Вы просто великолепны, сэр Рокгаллер. Похоже, они все-таки хищные, но так как давно слезли с деревьев, то за это время лучше нас приспособились бегать по равнинам. По твердой земле, имею в виду. На ладонях бегать неудобно, потому задние ладони… их еще можно назвать нижними, постепенно омозолились, затвердели и превратились в копыта. Думаю, для этого хватило всего два-три десятка миллионов лет. На столько примерно они старше нас… Что в свою очередь ставит вопросы… а кто из нас это любит?
Альбрехт подтвердил подчеркнуто льстиво:
— Ваше
— А отвечать, — добавил сэр Робер, — требует громко и четко, глядя нам в глаза прямо и правдиво! Не так ли?
— Истинная правда, — подтвердил Альбрехт с готовностью. — Его королевское величество является нашим королевским величеством, потому и.
Сэр Рокгаллер покосился на алхимиков.
— А мы спросим вот у них. Мы же лорды, а не отвечатели!.. Мы сами вопрошаем. Ваше величество, если эти настолько старше нас, то мы к ним со всем почтением… древность рода, думаю, вещь неоспоримая! Но потом, когда перебьем и зароем с воинскими почестями, сразу турнир в их честь?
— Мудро, — согласился я. — И пир. В их честь. Как знатных и достойных противников.
Тамплиер проворчал вроде бы негромко, но это было так, словно мощно прогремел гром в приближающихся тучах:
— Они вели себя недостойно в отношении простолюдинов! Потому, несмотря на их знатность и величие рода, я буду относиться к ним как к преступникам знатного происхождения. Которых нужно вешать только на шелковой веревке, а если рубить голову, то не топором, а мечом.
Альбрехт пробормотал в наступившей тишине:
— Можно избегать этих сложностей. Просто не брать в плен. Думаю, теперь в этом нет такой острой необходимости?
— Одного-двух надо, — возразил я. — Желательно из самых знатных.
— Для выкупа?
— Выкуп пришлось бы ждать долго, — напомнил я. — Но получить дополнительные сведения об их народе…
Сэр Рокгаллер оживился, потер руки.
— Можно, к примеру, потребовать у них дочь императора нашему монарху в жены!..
Альбрехт сказал очень серьезно:
— А что, династический брак укрепляет…
Сигизмунд смотрел на них ошалелыми глазами, наконец проговорил робко:
— Но… у нее будут копыта?
— И что? — спросил Альбрехт бодро. — Под длинным платьем не видно! У царицы Савской тоже были копыта, но мудрый Соломон взял ее в жены, соединив таким образом два могучих королевства в одно!..
Тамплиер хмурился, а Сигизмунд сказал еще жалобнее:
— Может, он не знал про копыта?
— Как не знал? — изумился Альбрехт. — Он специально велел сделать стеклянный пол. Царица Савская вошла в зал, решила, что там вода, и приподняла подол, открыв ноги… И что? Интересы государства выше копыт! Намного, как говорит наш великой король, выше. А он знает, что говорит. Почти всегда!
Я прислушался, голоса все равно невеселые, лорды шутят натужно, стараются поддержать друг друга, но все в сильнейшей растерянности, смотрят с надеждой, а что я могу, кроме как поумничать насчет того, как это бывает у пчелок?
— Карл-Антон, —
Закрыв за ними двери, я повернулся к магу. Он спохватился, вытащил короткий острый нож.
— Начинайте от горла, — посоветовал я. — И до паха. В чем дело? Никогда не разделывали оленя?.. Почти никакой разницы! Человек — тот же олень, только рога не всегда заметны.
Он бледно улыбнулся.
— Ваше величество, вам хорошо так говорить… Это вы убивали и разделывали сотни врагов, а я и курицы еще не зарезал.
— Курицу и я не трону, — сказал я, — разве что придется, а вот человека убивать и резать надо! Во имя прогресса, а также просвещенного гуманизма. Во имя простого нельзя, а во имя просвещенного — можно. Просвещенность оправдывает все. Ну?
Он вздохнул, один из магов бережно взял у него нож и, всадив острие в горло трупа, с силой потянул погруженное почти по рукоять по направлению к животу.
Плоть раскрывается с треском, с огромной неохотой, лицо алхимика покраснело, затем побагровело, а мышцы на руке вздулись.
— Все норм, — подбодрил я. — Режь! Они крепче нас. Там жилы потолще.
Маг кивнул, не отводя взгляда от ножа. Стальное лезвие, вскрыв горло, пошло с жутковатым треском вспарывать грудную клетку. Треск сменился влажным хрустом, оранжевая кровь не выплескивается, чуть-чуть выступила из глубокого разреза и тут же начала схватывать края, словно цепким клеем, на глазах превращаясь в пока еще рыхлую плоть.
— Живуч, — проговорил Карл-Антон дрожащим голосом. — Уже дохлый, а тело все еще борется.
— Это головной мозг мертв, — уточнил я, — но спинной об этом еще не знает. Или работает сам по себе, добился автономии от центра. Или федерализации.
— У всех свои обязанности?
— Да, — согласился я. — Хотя, конечно, это головной добился автономии, он все-таки моложе.
Карл-Антон спросил с сомнением:
— Вы и это знаете?
— Во многих знаниях много горя, — ответил я цитатой из Священного Писания. — Вы же видите, какой я грустный?..
Маг с усилием распорол чужака до паха, уже багровый и взмокший, вытер локтем лоб.
— У меня нож из лучшей стали, — пожаловался он. — Даже дерево режет как масло! А тут…
— Так и должно, — успокоил я. — Это особый противник. Разверни чуть в стороны… Что там у него, не два сердца?..
Он всмотрелся, покачал головой.
— Честно говоря, ваше величество, я не знаю… какое оно.
— Ясно, — сказал я. — Сервет еще не родился.
Карл-Антон сказал торопливо:
— Ваше величество, церковь запрещает вскрывать трупы. Человеческие, я имею в виду. Да и, как мне кажется, не зря. Мы едва умеем лечить легкие поверхностные, а чтобы вот так разрезать… и человек остался жить?.. Такого еще не было. Потому и не вскрываем.