Ричард Длинные Руки – маркиз
Шрифт:
Среди собравшихся тут же повысились ставки, а я прошел за их спинами в распахнутые ворота. Во дворе двое бегают по кругу, держа в поводу разгоряченных коней, на длинной лавке хохочущий пират старается завалить дебелую женщину и закинуть ей подол на голову. Она ржет, как кобыла-тяжеловоз, отбивается без труда, но время от времени позволяет ему, распаляя похоть, задрать ей юбку и успеть посмотреть на толстые белые ляжки.
Я поднялся на крыльцо, из просторного холла одна дверь, сейчас распахнутая, ведет в нечто вроде ада: полыхает огонь, пахнет дымом, горящими березовыми дровами,
Больше нет дверей, сразу лестница. На втором этаже хмурый мужик встретил в коридоре и спросил недовольно, че надо. Я ответил надменно:
– А ты думаешь, чего?.. Хорошую комнату, а женщин и сам отыщу.
Он буркнул:
– А тут женщин тебе, милок, и не предоставят. За комнату по серебряной монете в день.
– Ого, – воскликнул я, – почему так дорого?.. Ладно, я сегодня что-то добрый. Мелких у нас нет, вот держи золотой, а сколько дней пробуду – еще не решил.
Я бросил ему монету, он поймал без труда, внимательно всмотрелся.
– Ух ты, сколько видывал, но такую впервые… Кого ограбили?
– Так тебе все и скажи, – ответил я многозначительно.
Он покачал головой.
– Да я и так знаю, что где-то далеко. В наших морях таких монет не водится…
– Точно?
– Да, я всяких насмотрелся, так что можешь продавать дороже.
– Спасибо за подсказку! – сказал я повеселевшим, так надо, голосом.
– Не за что. Иди за мной.
Комната оказалась просторной, с мебелью, и хотя ложе одно, на трех широких лавках можно разместить и гостей, если появятся. Или устроить оргию, сдвинув лавки. Стол добротный, окно широкое, без решеток.
– Сойдет, – сказал я снисходительно. – Грязно только.
– Грязно, – передразнил он, – а у тебя на корабле было чисто? И просторно?.. Ладно, наслаждайся. Только поджигать ничего не смей! Помни, на суше тоже вешают.
– Что там есть на обед? – спросил я.
Он буркнул:
– Все, как обычно. Если не нравится, в городе есть где перекусить.
– Какой гостеприимный, – укорил я.
Он хмыкнул.
– Все знают, что у меня все лучшее. Так что пойти обедать в город могут только совсем уж дураки.
Он ушел, а я неспешно снял молот, меч и лук, сел на лавку. Из окна доносятся веселые вопли, песни, звон железа, крепкая ругань и женский смех.
На пару минут нахлынула острая тоска. И еще кольнула тревога, что на этот раз я зарвался, обнаглел, потерял чувство меры. И раньше выскальзывал из-под удара чуть ли не благодаря случайности, хотя я в них не верю, а сейчас… гм…
Зато, как говорится, приобрел драгоценный опыт. «И опыт – сын ошибок трудных, и гений – парадоксов друг», как сказал классик. Что-то у меня парадоксальных озарений пока не было, так что на гения еще не тяну, а жаль, хочется быть таким уникальным, таким необыкновенным и загадочным… Ладно, может быть, потом, не хочу расставаться с мечтой о своей уникальности и скрытых глубоко, ну очень глубоко, необыкновенных талантах. Зато опыт есть, есть. Даже приобретенный в этом мире.
Собственно, даже маркизат я предпочел потому, что уже есть этот самый,
Правда, с пиратами не пройдет то, что прошло с армландцами, но я хитрый лис, у меня есть грязные трюки в рукаве, потому что за мной опыт эпох с их прогрессом, переворотами, революциями, контрреволюциями, дефолтами, приватизацией, пирамидами и прочими прелестями иного мира, который цинизмом и бесчеловечностью ужаснул бы и пиратов.
Я запер дверь и спустился в таверну. Еще с лестницы окунулся в крики, шум драки и вопли, что вообще-то для любого питейного заведения характерно, но здесь все подчеркнуто шумно, злобно и агрессивно.
Как только я опустился за свободный стол, ко мне пересел здоровенный мужик в разорванной рубахе и с фингалом под глазом.
– Угостишь? – спросил он дружелюбно и, не дожидаясь вопроса, объяснил: – Мы уже загрузили корабль, завтра-послезавтра уходим в море. Но я всегда спускаю все почему-то за два-три дня до выхода. Сколько бы ни стоял на берегу! Не понимаю, почему?
Я ухмыльнулся, подбежала миниатюрная, но крепко сбитая девушка, окинула меня быстрым оценивающим взглядом.
– Что изволите?
– Хорошей еды на двоих, – сказал я, – и хорошего вина.
– Тоже на двоих? – уточнила она и покосилась на моего соседа.
– Разумеется, – подтвердил я.
Она кивнула, снова окинула меня схватывающим взглядом, очень неглупая девушка с виду, ушла.
– Я Ганс Фишер, – сказал мужик. – Двадцать лет уже на морях, все еще жив, бывал удачлив и даже очень удачлив, но так и не стал капитаном, как вон ты.
Я спросил с интересом:
– А во мне капитанскость заметна?
Он кивнул.
– Еще как.
– Гм, – сказал я, – это приятно, но опасно. Если схватят, в толпе матросов не спрячешься!
Он захохотал, девушка принесла еды и вина, я с изумлением посмотрел на сочные ломти мяса, украшенные зеленью, шипящую яичницу, только со сковородки, политые маслом ломтики рыбы. Чем-то разительно отличается от той роскоши, что подавалась во дворце герцога…
Натуральное, мелькнуло в голове. Здесь нет подземного завода с механическими морлоками, а привозить от соседей тоже не удастся: и горы с трех сторон, и репутация пиратов…
Фишер первым делом откупорил кувшин, темно-красное вино тягучей струей полилось в чаши.
– Хорошо, – сказал он с удовольствием. – Хорошо.
Осушил ее одним махом, довольно прикрыл глаза, а потом смотрел, прищурившись, как я сделал пару аккуратных глотков и отставил, продолжая заниматься яичницей с ветчиной.
– Вот потому ты и капитан, – сказал он с непонятным выражением.
– Почему?
– Не напиваешься сразу, – объяснил он. – Сперва посмотришь, что изменилось, что появилось новое, что взять лучшее… А мы вот сразу хватаем то, что ближе! Эх, нет ума и не будет.