Ричард Длинные Руки – оверлорд
Шрифт:
– Можно разбавить водой…
– Будет слаще? – спросил я.
– Нет…
– Тогда зачем?
– Не так горько, – объяснил он.
– Зато пить дольше, – сказал я невесело.
Он молча наблюдал, как я, задержав дыхание, медленно пил зеленоватую жидкость. Горло слегка жгло, а когда я допил и опустил пустой кубок на стол, на лице Миртуса я увидел громадное уважение.
– Что? – спросил я непонимающе.
– Вы крепкий человек, – проронил он.
Я отмахнулся:
– Вы ж ничего, кроме вина, еще не знаете… Счастливые, у вас еще не
Я говорил, преодолевая головокружение. Лицо Миртуса деформируется, глаза то прячутся, как у орка, то вылезают наружу, словно рачьи. Меня погрузило в уже знакомый мир причудливых запахов и красок, ароматы стали интенсивнее, мощнее, появились новые оттенки, мир покачнулся…
Я поспешно ухватился за стол.
– Ваша светлость, – донесся встревоженный голос Миртуса. – Как вы?
– Хреново, – буркнул я.
– Потерпите, – посоветовал он жалким голосом. – Скоро пройдет…
– Совсем?
– Нет, но… можно будет терпеть.
– Оставайся здесь, – велел я, – а я иду на большую охоту. Бобик!.. Бобик!
В цветную меняющуюся вселенную ворвался блестящий вихрь, похожий на бешено двигающийся огромный ком ртути. Потом Бобик превратился в жуткое чудовище, похожее на выплавленного из темного стекла медведя. Я тупо всматривался, не понимая, почему черный, как украинская ночь в новолуние, Пес светится, почему от него не привычные запахи пота, кожи, шерсти, загнивающего мяса в зубах, а серебристый свет с радужной каемкой, каким бывает вокруг луны гало, что раньше толковалось, как предвестник войны, потом – к изменению погоды, а теперь вот снова к войне, мору, вторжению троллей…
– Ладно, – сказал я, осторожно вылезая из-за стола, – время не ждет. Бобик, сидеть!
Серебристое чудовище подняло голову, глаза как блюдца. Я осторожно погладил по огромной башке, странное чувство, когда под пальцами привычная шерсть, а вижу совсем другое. Комната качнулась, как корабль на волнах, но я удержал ее на месте и пошел к двери.
Шпион уверен в своих силах, потому будет поблизости. Местных магов опасается, но, похоже, не слишком. Значит, не придется слишком долго искать, а то зелье слишком забористое, в моем серединном Миртус стал бы королем наркобаронов…
В коридоре я напустил на себя задумчивый вид. Бобик вышколенно идет рядом, я спустился по лестнице, заглянул в кладовки. Везде цветные струи запахов, все знакомое, по каждой скажу не только где чья, но кто в каком настроении, в какой форме, здоров или нет.
Когда начал уже уставать, среди ярких и насыщенных цветных струй увидел прижавшуюся к полу бледно-фиолетовую с кисловатым оттенком и шероховатую. Бобик тоже повел в ее сторону носом. Я остановился, он посмотрел на меня с вопросом в умных глазах.
– Эх ты, – сказал я, – что ж не сказал раньше?
Он ответил укоризненным взглядом, что нужно было спрашивать правильно, а то теперь легко умничать.
Я виновато развел руками.
– Ты
Вообще-то можно теперь и без него, но струя слишком уж жмется к полу, в то время как все остальные медленно рассеиваются во всем пространстве, от стены и до стены, от пола и до потолка. Кроме того, действие зелья уже ослабевает.
Бобик посмотрел вопросительно, понюхал еще, я видел, как его раздувшиеся ноздри потянули к себе струю. Она красиво и томно изогнулась, словно работающая при дорогой гостинице шлюха, поплыла послушно и обещающе. Ноздри начали поглощать ее, как мощные турбины с метровыми лопастями. Бобик чихнул, я сказал, что на здоровье, все путем, он посмотрел обиженно, мол, сам нюхай такое, у него обоняние в сто тысяч раз более тонкое и нежное.
– Ну что? – спросил я. – Проанатомировал?
Вместо ответа он повернулся и побежал к выходу. Я бросился за ним, крича, чтоб помедленнее, мне дожить бы…
Струя не прерываясь плыла над полом. В тихих местах, где нет движения воздуха, даже сохраняла очертания человеческой фигуры, состоящей из запахов. Волосы и лицо пахнут бархатно-оранжево, корпус – кисловато-коричнево, а ноги так вообще едко-зеленым, что и понятно: после долгой дороги шпион приступил сразу к заданию, минуя ванну.
На лестнице попался барон Альбрехт, глаза удивленные, я махнул рукой, объяснять некогда, а когда взбежали на последний этаж, услышал за спиной грохот его сапог.
Бобик бросился к двери на смотровую башню. Я несся следом, как по той самой трубе, что есть ли жизнь после смерти. Чувство иррациональности охватило с такой силой, словно уже не то что бегу по планете Сириуса, а вообще я в другом измерении и с другими фундаментальными законами.
Светящееся чудовище выметнулось на лестницу. Я прыгал по цветным ступенькам, испещренным кисло-сладкими и шероховато-острыми следами, но теперь замечаю все более четкие отпечатки, что резко разнятся от остальных.
Бобик исчез на минуту за поворотом, а когда я оказался на последнем витке, он выметнулся на верхнюю площадку. Я, задыхаясь, выскочил следом. В лицо словно плеснули жидким гелием: чувствительное к холоду лицо сразу застыло коркой, морозный воздух моментально сжег трахею.
У края парапета черная тень, смутно напоминающая человеческую, только в полтора раза крупнее. Святящийся Бобик ринулся к ней. Я выхватил меч сразу же на последней ступеньке.
– Сдавайся!.. – прохрипел я промороженным ртом. – Или умрешь!
Тень сдвинулась в сторону, я понял, что неизвестный рассматривал в щель между зубцами народ во дворе. Бобик остановился перед ним, темная фигура задвигалась, я со страхом ощутил, что маг творит заклинание.
– Замри!.. – заорал я, разрывая связки. – Или умрешь!
Продолжая угрожать мечом, я левой рукой сдернул с пояса молот и метнул в темную фигуру. Бобик повернул голову, следя за моими руками, хлопки рукоятью по воздуху, чмокающий удар, болезненный вскрик и – сухой треск.