Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии
Шрифт:
– Бодрое, - отрапортовал я.
– Убивать и грабить!
Он поморщился.
– Христианство, - напомнил строго, - мирная религия. Убивать и грабить можно только за правое дело.
– И насиловать!
– добавил я.
– И насиловать, - согласился он.
– Но только в интересах распространения правильного мировоззрения на мироустройство.
– Понятно, - ответил я, молитвы не могут быть воинственными, постарался настроиться на то, как хорошо, когда на земле мир и благоденствие, можно наконец-то сосредоточиться на прогрессе, равноправии,
– Господь да осуществит наши благие помыслы…
Он покосился с недоверием, какие у такого здоровенного могут быть благие помыслы, однако потянул дверь на себя, и она пошла за ним медленно и печально, почти с ожидаемой музыкой, но бесшумно.
Глава 10
Я переступил порог с трепетом во всем теле, ожидая нечто необыкновенного. Однако помещение хоть и просторное, уходящее вдаль, но вдоль стен обычные столы, перемежающиеся огромными сундуками. Кое-где некие экспонаты развешаны просто на стенах, но чаще лежат в беспорядке, как показалось, на столах.
Кардинал остро взглянул на мое несколько разочарованное лицо:
– Как себя чувствуете?
– Ожидал нечто более, - признался я.
– А оказалось менее?
– И весьма, - уточнил я.
– Даже в какой-то мере зело. Хотя и обло.
Он тяжело вздохнул:
– Великие вещи, как и великие люди, не кричат о себе и не стараются выделиться чем-то внешне. Видите вон на столе охотничий рог? В него не протрубить достаточно громко, не так ли?.. Однако один его звук обрушил стены Иерихона. Рядом простой вроде бы камень, но в нем страшная сила, ибо им совершено первое убийство на земле, когда Каин приревновал своего брата… А вон тот камень впитал кровь последних защитников крепости Моссад, когда они убили свои семьи и покончили с собой, чтобы не быть римскими рабами…
Я перевел дыхание, спросил уже другим тоном:
– А вон то собрание посохов?.. Что-то вот тот кажется странно знакомым.
– Только один?
– спросил он тихо и с почтением.
– Это посохи и жезлы, что тогда были тоже посохами, пророка Моисея, Авраама, Аарона, Елисея, Иеремии, Иезекииля и десятков других великих, что бродили по древним землям и страстными проповедями не давали угаснуть искре божьей в людских душах…
– У меня уже озноб по шкуре, - признался я.
Он кивнул, на хмуром лице отразилось смутное удовлетворение.
– Я вообще упал в обморок, - проговорил он, - когда впервые все это увидел.
– Ой, - сказал я льстиво, - вы тонкая натура!
Он сообщил с некоторой похвальбой, лесть нравится всем:
– Семь лет ушло, пока переписал… Пойдемте, вам нужно что-то выбрать.
– Выбрать, - ответил я, - а можно возьму все?
Он впервые улыбнулся:
– Понимаю, понимаю такое желание.
– Да у меня прозвище такое, - объяснил я виновато.
– Ричард Загребущие Руки. Или короче - Ричард Загребущий. Можно проще - Загребун.
Он не отвечал, а я шел следом, то и дело задерживаясь, не в силах оторвать
На отдельных столах всякие мелочи вроде срезанных волос Самсона, в которых осталась и накопилась со временем его исполинская сила, заколка для волос Вирсавии, брошка Сюзанны, ожерелье Клеопатры…
Я ахал, всплескивал руками, восторгался, бывал сражен под корень, наконец взмолился:
– Неужели все это будет спрятано под землю? Где, возможно, исчезнет навсегда?.. Почему не раздать верным слугам церкви и не попытаться дать отпор Маркусу?
Он бросил на меня осторожный взгляд:
– Сэр Фидей… или вас лучше называть лордом Дефендером?.. В отношении вас решение уже принято папой, это никто не оспорит. В отношении остальных…
– А что остальные?
– Слишком велик соблазн, - ответил он.
– Соблазн воспользоваться такой мощью в своих личных интересах.
– А я?
Он кисло улыбнулся:
– Наш папа человек очень проницательный. За вашим ерничанием, о котором тоже известно, сумел рассмотреть, судя по его решению, человека либо честного и по юности еще бескорыстного, либо слишком большого хитреца, что не станет вот так в лоб пользоваться первой же возможностью. Полагаю, он поверил, что вы вернете любую вещь, взятую отсюда, и постараетесь сыграть на своей чистоте и благородстве, чтобы потом хапануть нечто большее.
Я пробормотал озадаченно:
– Что, в Ватикане совсем не осталось честных людей?
– Здесь очень высокие ставки, - ответил он уклончиво.
– Приходится предполагать худшее. Во избежание.
– То есть, - уточнил я, - на всякий случай считать всех жуликами?
Он невесело улыбнулся:
– Странно звучит, да? А вы знаете другой способ?
– Нет, - ответил я честно.
– Но в моем окружении ставки поменьше. Если кто и сжульничает, он не погубит мир. Но папа… гм… наверное, он видит в моей душе больше, чем я сам.
– Он такой, - подтвердил кардинал.
– Умеет читать даже в самых темных душах. А ваша, возможно, не самая темная на свете. Я, честно говоря, ожидал увидеть на вашем месте человека намного старше. Ваша молодость, увы, удручает.
Я сказал с обидой:
– Ну почему, если молод, то обязательно дурак?
– Я этого не сказал, - проговорил он с улыбкой.
– Но подразумевали, - сказал я.
– Подразумевал, - согласился он.
– Я основывался на своем опыте. Я вот был дураком в ваши годы. Потом, правда, умнел. Но не рывками, а так, плавно… Кстати, а вот столы с поясами. Смотрите, какое разнообразие! От пояса самого Каина, что просто веревка, до пояса некого странного героя древних времен, который появился из ниоткуда, совершил многие подвиги, а затем исчез. К счастью, доспехи остались. Правда, почти все растащили, но пояс и латные рукавицы удалось сохранить.