Ричард Длинные Руки – принц
Шрифт:
Внизу проступила призрачная дверь, но когда спустился к ней, она стала твердой и солидной.
— А это вы здесь видели, — пробормотал я и, повернув кольцо камешком вниз, двинулся вперед. — Мы кое-что умеем…
От неожиданности стукнулся лбом, потом еще попытался несколько раз, но не сумел всадить в неведомый материал даже палец.
— …но не все, — буркнул я, — да и то, что знаем, не весьма…
Все попытки проникнуть взглядом, нюхом или слабо прорезающимися новыми чувствами сквозь дверь ни к чему не привели, только разболелась голова, будто
Затем я долго и тоже тщетно ощупывал дверь на предмет опознавательного устройства — пусть считает мою сетчатку глаза… да что угодно, разрешаю, и убедится, что я не из тех, что бегают с мечами по поверхности и рубят друг друга на куски, хотя меч и у меня, да, но это атрибут, как гитара у панка или кортик у адмирала, хотя ни тот, ни другой пользоваться ими не умеют.
За спиной нечто сухо и пугающе треснуло, словно еще одна дверь захлопнулась с такой легкостью, словно форточка, отрезая мне дорогу обратно. Я замер, напряженно прислушиваясь и всматриваясь через прозрачную дверь. Отчетливо вижу длинный зал, сильно вытянутый. Вдоль стен через равные промежутки горят напольные светильники, между ними поясные портреты в темных массивных рамах. Там, как и здесь, свод тонет во мраке, но я ощутил движение воздуха от взмахов невидимых крыльев.
Дрожь пронеслась по телу: черные тени, что лежали на полу и не двигались, сдвинулись с мест и медленно поползли в мою сторону, расширяя языки и сливаясь друг с другом, чтобы не дать мне проскочить мимо.
Я в ужасе опустился на пол, потом в больной голове, где мысли совсем уж дикие, всплыло имя скайбагера.
— Эркхарта, — сказал я с дрожью в голосе, — ты меня слышишь?
Ответ в моей голове прозвучал почти сразу:
— Даже удивительно как хорошо. Никаких помех. Сигнал чистый и сильный. Где это ты, любопытно.
— А как любопытно мне, — сказал я торопливо. — Послушай, здесь что-то ужасающе древнее. Возможно, из твоей эпохи.
— И что?
— Дорогу перегородила дверь, — сказал я, поглядывая в страхе на темные подползающие тени. — А я не знаю, как пройти. Мне один… друг дал ключ от этих мест, но здесь ничего похожего на дырочку…
— Что за дырочка?.. Ах да, отверстие… Все-таки ты дикарь, хотя иногда кажешься… Ключ нужно взять в правую руку и смотреть на дверь.
— В какую точку? Она громадная.
— Неважно, — ответил равнодушный голос. — Если это правильный ключ, тебя впустят. Этот же ключ годится и дальше…
— А-а-а, — прервал я, надо же успеть показать себя умным и вообще успеть, — так бы и сказала! У нас его просто вешают слева на груди, бэйджик называется. Там все о пользователе!.. И не надо в руке! Дикари какие-то!..
Голос ответил сухо:
— Были времена, когда на людей с бэйджиками, как ты их называешь, охотились и убивали. Приходилось прятать.
— Какие вы дикари, — сказал я с чувством. — Тогда мне все эти глупости понятнее.
Проговаривая все это, я вытащил меч и положил рядом на пол, потряс ножны. Крохотный ключик выпал и запрыгал,
В двери что-то неуловимо изменилось, однако она оставалась все такой же монолитной и солидной.
Я взял ключик в руку, плотно зажал в кулаке: пусть лучше прочувствует меня как хозяина, выпрямился и посмотрел державным взглядом на дверь.
Ничего не происходило — то ли не признает, то ли пересчитывает атомы в моем теле и сличает с образцовым сапиенсом, затем… резко и быстро распахнулся длинный зал, ярко освещенный, но там, дальше, уходящий во тьму.
Двери как и не было, словно это силовое поле, оформленное под нее. Я торопливо подобрал меч, к нему уже подобрались черные густые тени, сунул в ножны и пошел осторожно, я по возможности не рисковый, а ключик продолжал сжимать в руке, и только когда уже оказался на середине зала, что и не зал, а уходящий в стену тоннель, рискнул опустить его в карман.
Ничего не случилось, я перевел дыхание, у мужчины в руке все-таки должен быть меч, даже если он демократ или, тьфу-тьфу, либерал.
Дверь исчезла, пахнуло свежим воздухом с запахами цветов, приглушенный свет, мебель только под стенами, а в центре три длинных стола со средневековой аппаратурой в виде десятка тиглей, колб, воронок, жаровен и прочего, что так не вяжется с залом.
За одним из столов возится человек, низкорослый, согбенный. В страхе оглянулся, заслышав мои шаги, на меня взглянули выпученные глаза, почти совсем белые, только зрачки неприятно крохотные, весь сморщенный, рот в жемок, кожа желтая, словно у больного желтухой.
Я сказал громко:
— Стоять!.. Власть переменилась!.. Теперь я здесь изволю, понял?
Он пригнулся, будто собирается броситься, пальцы быстро двигаются, рисуя сложные узоры заклятий.
Я презрительно сощурился.
— Мальчик, не смеши этим детским лепетом! Иначе сам на тебе испробую нечто из своего арсенала.
Он вздрогнул, пальцы его бессильно обвисли, уже перепробовал, убедился, что магия для меня что о стенку горохом.
— Что… вы хотите?
— Будешь служить мне, — сказал я милостиво, — оставлю в живых. И даже разрешу заниматься этой ерундой, чем ты и занимался. Попробуешь навредить, я тебя тут же… понял?
Он торопливо кивнул.
— Да, господин. Понял, господин.
— Господин Ричард, — сказал я. — А у тебя, существо, есть имя?
— Релк, господин. Просто Релк.
— Ну, — сказал я, — ты понял, Релк, что если я здесь, то сила моя велика и обильна, только порядка в ней нету, но мы над этим работаем.
Он проговорил дрожащим голосом:
— А прежний господин?..
Я отмахнулся:
— Он что-то вякнул поперек, ну я его и того… уконтрапупил. Неча моему ндраву перечить! Если я изволю, то это все, баста!.. Понял?
Он торопливо кивнул.
— Да, господин.
— То-то, — сказал я милостиво. — Позволяю показать мне здесь все… и остальное тоже. Я бываю любознательным, но бываю еще и любопытным! Не знаю, что хуже.