Ричард Длинные Руки – вильдграф
Шрифт:
Я пожал плечами.
– Да все вроде бы… Вот еще топор, нож.
Он нетерпеливо отмахнулся:
– Ерунда. У них такие же топоры, а то и получше. И ножи из лучшей стали. Я говорю о талисманах, амулетах… Ну, что тебя защищает? Что-то же да защищает?
Я подумал, снова пожал плечами. Это мои родители, пережив период советского атеизма, самозабвенно собирали гороскопы, называли себя козлами и водолеями, плевали через левое плечо, соблюдали счастливые и несчастливые дни, слушали по ящику шарлатанов-астрологов, но я как раз уже из следующего поколения, мы насмотрелись на дурь
– Я сам себя защищаю, – ответил я.
Он покачал головой.
– Ты не понимаешь. В этом мире существует магия, Дик. Хорошая и плохая. А у людей есть амулеты, что защищают их души… а иной раз и тела. Что у тебя за амулет?
Я насторожился, медленно расстегнул рубашку. Вобравший тепло тела крестик не ощущался на груди. Кончики пальцев коснулись металлической поверхности, мне почудилось едва слышное покалывание, словно от слабо заряженной батарейки.
– Это мне подарил один священник, – сказал я. – Когда мы останавливались в городе с ночевкой. Но я не думаю, что в нем есть какая-то мощь.
Я не добавил, что тогда забыл выбросить, а потом просто перестал замечать такую крохотульку. Он протянул руку.
– Покажи.
Я с трудом снял через голову цепочку, глаза Бернарда застыли, а лицо напряглось. Я протянул ему крестик, Бернард отшатнулся, сказал сквозь зубы:
– Нет, так нельзя… Иначе… иначе его мощь перейдет ко мне, и амулет станет защищать меня! Нельзя, чтобы ты остался совсем без защиты. Оберни его во что-нибудь…
Я вытащил из сумки тряпицу, обернул очень старательно, даже очень, протянул сверток Бернарду.
– Держи.
Лицо его затвердело, в глазах было странное выражение. Когда он почти коснулся свертка, я двумя пальцами сдвинул тряпицу и быстро коснулся его ладони серебряным краешком креста.
– Во имя Господа!
Бернард с криком отшатнулся. В том месте, где крест коснулся его ладони, вздулся пузырь, лопнул. Во все стороны побежала зловонная язва. Края вспыхнули оранжевыми язычками огня, почти прозрачными в солнечном свете, а внутри возникла багровая дыра. Другой рукой Бернард попытался повернуть коня. Я вытряхнул крестик ему на седло, а сам ухватился за рукоять меча.
Мне показалось, что крестик был той раскаленной добела наковальней, что обрушилась на коня из глыбы льда. Потом почудилось, что крест поджег политое бензином седло. Вспыхнул огонь, в то же время чавкнуло, брызнули струи зеленоватой жижи, конь начал оседать, копыта укорачивались, становились толще, мохнатее.
Бернард кричал тонким нечеловеческим голосом. Из-за леса выметнулись на конях две фигуры. Я вскинул меч и нанес неумелый удар. Лезвие со звоном ударило по шлему. Мои ладони занемели, однако шлем раскололся. Череп Бернарда раскололся тоже, глаза разошлись в стороны, но оба продолжали смотреть на меня с лютой злобой.
Я орал и рубил все, что стояло перед глазами: Бернарда, коня, а там все ярче вспыхивал огонь. Бернард одной рукой ухитрился достать топор, замахнулся, но я подставил щит, руку тряхнуло так, что плечо превратилось в дерево. Широкое лезвие скользнуло мимо, я с силой двинул мечом, словно копьем. Острие
Я отступил. За спиной конский топот, крики, шум. Огонь охватил Бернарда и коня, взвился столб черного дыма. На миг в огненном вихре мелькнуло огромное злое лицо, сменилась тысяча ужасных гримас. Огонь исчез, почерневшая земля дымилась, на ней грудой лежали полурасплавленные доспехи.
Кто-то соскочил с коня, я уже слышал по топоту, что это Бернард, настоящий, который не побоится коснуться серебряного крестика. А рядом с ним слышится злой сильный голос Ланзерота…
Я соскочил на землю, подобрал крестик и незаметно сунул в карман. Бернард ухватил меня за плечи, развернул. Огромное мясистое лицо было красным от гнева.
– Ты с кем задрался, дурень? Оно ж могло тебя…
Рудольф дернул его за локоть.
– Бернард, этот парень просто родился счастливым. Мы этих гадов и то различаем с великим трудом, а этот с ходу… Как ты догадался?
Я открыл рот и не смог ответить, ибо лже-Бернард сказал, что в этом мире существует магия, но настоящий Бернард не подозревает даже, что существуют этот и не этот миры. Для него есть только один мир, а для кого-то не секрет, что я из другого…
– Он не решился проехать мимо повозки, – нашелся я.
Наступила непонятная пауза. Бернард и Ланзерот переглянулись. Ланзерот нахмурился, его пальцы подвинулись ближе к рукояти меча. Бернард перехватил его руку, оглянулся на повозку. Сказал, пристально глядя мне в глаза:
– Да, ты прав. Оборотни не выносят присутствия святых вещей. А мощи Тертуллиана вообще могут опрокинуть и рассеять любую магию.
Но Рудольф и Асмер тоже переглядывались, смотрели на меня с вновь вспыхнувшим подозрением. Я оглянулся на повозку, оттуда вышла принцесса с арбалетом в руках. Она тоже смотрела на меня очень странно.
Если не сказать, враждебно. Почему-то мой убийственный довод насчет мощей Тертуллиана им не показался убийственным.
А даже очень наоборот.
Дорога пошла широкая, накатанная. Никто не нападал, даже в небе совсем редко показывались орлы. Все ободрились, только волы тащили повозку все так же неторопливо и невозмутимо, несмотря на хлыст Асмера. Я украдкой старался заглянуть в повозку, но через узкую щель мелькали то округлые бока мешков, то дважды показалась узкая лодыжка принцессы. Я, который спокойно смотрел на голых красоток на ночной Тверской, предлагавших все-все услуги, застеснялся и придержал коня.
Колеса бодро постукивали по твердой как камень земле. Мне показалось, что повозка катит несколько легче, чем вчера, но решил, что я не такой уж спец, чтобы замечать такие детали. Впереди простучала конная дробь, Асмер пустил коня в галоп.
Деревья сдвинулись, далеко впереди выдвинулись из-за леса добротные дома. Дорожка огибала лесок, и дома выползали, как старые неторопливые черепахи: массивные, серые, плотно прижатые один к другому. На въезде виднелся даже сторожевой пост в виде деревянной вышки с пристройкой внизу.