Ричард Длинные Руки – властелин трех замков
Шрифт:
Альдер присматривался к псу, а когда мы несколько оторвались от других, сказал вполголоса:
— Кого-то мне этот милый песик напоминает…
— Все собаки одинаковы, — заметил я.
— Это кошки одинаковы, — поправил он. — А собак можно различить хотя б по росту. Это ж не пес, а настоящий кабан!..
— Крупный, — согласился я и посмотрел на него с ожиданием.
Он ухмыльнулся:
— Ну, раз он вам служит, а нас не рвет на части, то это хороший пес.
— Очень, — сказал я, — лапочка. Такой послушный!
Его
— Да уж… Я не стану говорить, на кого он похож…
— Не стоит обижать честного пса, — согласился я, — нехорошими сравнениями.
Он оглянулся:
— А ваш монашек покропил святой водой?
— Когда монашек его встретил, — заметил я, — он был не в том состоянии, чтобы что-то одобрить или забанить. Когда пришел в себя, он принял пса, как и траву, на которой лежал.
Он кивнул:
— Мы все такие. Если вашего песика увидят одного в лесу или в поле, сразу невесть что подумают! А когда вот так с нами, то собака и есть собака. Только очень крупная.
Не дурак, мелькнуло у меня. Такие вещи понимает, которые относятся к общей психологии толпы, если есть такая дисциплина.
Он все поглядывал и на моего коня, однако на лбу не осталось и следа от свалившегося рога, а так конь как конь, только очень крупный, а когда идет рысью или галопом, он становится просто прекрасен, как клипер под всеми парусами или танцующая женщина.
Мы остановились на крутом изгибе, дорога почему-то сворачивает, делает гигантскую петлю, а затем снова выходит на прямую и пропадает за горизонтом.
— А что? — спросил я. — Заминировано?
— Сэр…
— Нагажено? — поправился я. — Кони в дерьме копыта испачкают?
Альдер внимательно смотрел на мирную долину с роскошной зеленой травой.
— Не знаю, — признался он. — Помню только, что испокон веков так ездят.
— Может быть, — предположил я, — когда-то там было нечто очень опасное, тогда объезжали поневоле, но сейчас зачем?
Он подумал, кивнул, перевел тот же очень внимательный, даже прощупывающий взгляд на меня.
— Все может быть, ваша милость. Так что же… едем прямо?
Я подумал, прикинул взглядом длину исполинской петли.
— Нет, поедем согласно дороге. Петля не так уж и велика. Когда-нибудь в другой раз, когда не буду ничем связан, когда буду готов получше…
Он ухмыльнулся:
— Ваша милость, теперь я вижу отважного и опытного воина, а не задиристого мальца. Увы, многие рыцари мальцами остаются до глубокой старости. Я рад, что мы с Ревелем сейчас с вами. За него не беспокойтесь, он сейчас с другой стороны повозки. Следит и за девушкой, что внутри, и за ее телохранителем. Она очень красивая и… беззащитная.
Я изумился.
— Беззащитная? Эта змеюка?
— Некоторые цветы, чтобы их не сожрали сразу, научились отращивать шипы… Как их, забыл…
— Розы, — подсказал я.
— Да, розы. Если бы не шипы, их бы козы давно сожрали. Атак розу сорвет тот, кого не страшат
За спиной послышалось конское фырканье, стук колес, подъехала повозка. Клотар и Ревель держатся по обе стороны, рослые и с одинаково каменными лицами. Кучер натянул вожжи, колыхнулась занавеска, леди Женевьева высунула смуглое личико. Жмурясь от яркого солнца, спросила надменно:
— Чего стоим?
— Это наше дело, — отрубил я. — А вы езжайте дальше. Вон дорога!
Альдер взглянул на меня несколько странно, мне даже почудился в его взгляде легкий укор. Пес запрыгал вокруг повозки, стараясь лизнуть узницу, утешить, я строго велел ему не приставать, леди Женевьева с брезгливостью поглядела ему вслед.
— Почему он такой огромный?
— Наверное, потому, — ответил я, — что это собака, а не кошка, если вы еще не рассмотрели.
— У меня дома в спальне шесть собачек, — заявила она оскорбленно. — Так что я в собаках разбираюсь! Все шестеро спят на одной подушке.
Не слушая меня, задернула занавеску, кучер взял в руки вожжи, коляска понеслась, подпрыгивая на ухабах. Клотар и Ревель удалились так же синхронно, только брат Кадфаэль на крупноголовом муле приотстал, улыбнулся нам светло и беззащитно.
— Брат Кадфаэль, — сказал я, — ты с кем предпочитаешь общаться: с женщинами или собаками?
Брат Кадфаэль даже отшатнулся, все понятно, я кивнул, сказал понимающе:
— Ты прав. Женщина — полная противоположность собаке: собака все понимает, но ничего сказать не может…
Альдер вздернул бровь, вдумываясь и запоминая, но ничего не сказал, и мы, пустив коней в галоп, обогнали повозку и понеслись по утоптанному тракту.
Дорога, словно река из расплавленного золота, прожгла русло в цветущей зелени, углубилась в почву двумя глубокими колеями. При каждом шаге вздымалась тончайшая желтая пыль, долго висела в воздухе, оседая на одежде и лицах тех, кому выпало ехать следом.
Дважды видели небольшие села, что расположились в излучинах небольшой речушки, на опасливом удалении от леса. Хоть и далеко бабам ходить за сучьями, грибами и ягодами, а мужикам — возить бревна, зато и лесному зверю надо выйти на открытое место, чего звери не любят. К тому же оба села, как я сразу заметил, окружены рвом и ловчими ямами.
Дорога, кстати, быстро истончалась, несколько раз вообще пропадала в траве. Дальше лежит то, что в моих краях называлось Диким Полем, где вольно гуляли запорожские казаки, крымские татары, ногайцы, куда редко забирались отряды польских магнатов, но искали славы герои-поединщики, начиная от хазарских времен и кончая «лыцарями» из Сечи.
Сходство еще и в том, что и здесь не мерено дичи, в реках видимо-невидимо рыбы, в плавнях не протолкнуться от птицы, в лесах бродят могучие стада туров и зубров, диких свиней, оленей, ветви деревьев гнутся под тяжестью гнезд сытых птиц, а пчелы переполняют душистым медом дупла деревьев.