Ричард Львиное Сердце: Поющий король
Шрифт:
— Значит, ты нагло плюешь и на мою сестру, и на меня самого? После этого объявляю тебе: я знать тебя не желаю!
Ссора отныне становилась окончательной и бесповоротной. Миновала масленица, во время которой Ричард старался изо всех сил ограничивать себя в увеселениях, наступило Прощеное воскресенье, и душа короля Англии наполнилась желанием помириться с королем Франции. «В последний раз! В самый последний раз!» — пообещал он самому себе и лично отправился просить прощения у Филиппа за то, что обозвал его сестру лошадью.
Филипп принял его не вполне трезвым, в минуту, когда королю Франции хотелось чего-то жалостного, и примирение произошло.
— Филу, — говорил Ричард,
— Хорошо, Уино, хорошо! — всхлипывал Филипп-Август. — Я согласен и на половину названной тобой суммы.
— Ты мой дорогой! За это следует выпить! Завтра уже Великий пост, — расплывался от счастья, что мир налажен, Ричард, а осушив еще два-три кубка, продолжал одаривать короля Франции: — Ты помнишь, Филу, как мы срубили жизорский вяз? Как это было весело!
— Да, очень весело, Уино, очень!
— Собственно говоря, это ведь ты его срубил, Филу, ты! Я только сражался на твоей стороне. Знаешь ли что, друг мой? Я дарю тебе Жизор. Слово короля! Отныне Жизор — твой. К тому же мне никогда не нравилось это место.
— На те, Боже, что мне не гоже, — усмехнулся Филипп-Август.
— Да? Ты так рассуждаешь, негодник? В таком случае вот тебе еще в придачу к Жизору — Венсен! Владей, Филу, и помни мою веселую щедрость! Только бы ты не дулся на меня из-за своей ло… сестрицы, а там — я на все готов ради нашей дружбы.
С наступлением марта на Сицилии наконец-то установилась хорошая погода, засветило солнце, а на второй Великопостной седмице и море стало стихать. В становищах крестоносцев начались приготовления к отплытию.
— Рождественская лань наконец-то переварилась в наших желудках, — весело говорил Ричард.
Он еще больше похудел, потому что, соблюдая пост, вообще почти не ел ничего и постоянно молился о счастливой судьбе грядущего похода, о том, чтобы этим летом отвоевать Иерусалим у Саладина. Чем больше он думал о поведении короля Франции, тем меньше радости вызывало в нем состоявшееся примирение. Теперь он отдавал себе отчет в том, что, пожалуй, лучше было бы оставаться в неладах с Филиппом. В свете грядущего похода он видел, какой обузой станет для него завистливый дружок. Мало того, Филипп и дальше будет примазываться к его военной славе и силе, добычу придется делить с ним пополам, а потери брать на себя. Он понимал, в Великий пост надо смиряться с ближними своими, но понимал также и то, что дальнейшее потакание королю Франции есть несправедливое оскорбление своих подданных. Вот почему, видя, как быстро приготовился в отплытию небольшой флот Филиппа, Ричард намеренно не спешил, говоря, что у него пока еще не все готово. Наконец Филипп решил, что будет красиво, если он первым покинет Сицилию, тем самым как бы показывая пример Ричарду. В предпоследний день марта он попрощался с берегами Тринакрии и взошел на борт легкого судна. Прощаясь с Ричардом, он держался несколько высокомерно, всем своим видом показывая, что именно он, Филипп-Август, главный вождь этого крестового похода.
А Ричард думал о том, по-другому бы он относился к капризам Филиппа, происходи все сегодняшнее год тому назад. Да он бы просто не позволил Филиппу отплывать без него. Теперь же, хоть и щемило в сердце, разум удерживал короля Англии от проявлений недовольства. Единственное, что он позволил себе, так это сказать:
— Ахилл покидает Амиду прежде Агамемнона. Хорошего плавания тебе, старина Филу. Постараюсь тебя догнать.
И тут же подумал,
Через пару дней после отплытия короля Франции Ричарду было доложено, что флот полностью готов к отправке, но Ричард повелел еще раз произвести тщательнейшую проверку состояния всех своих боевых сил. Робер де Шомон с неудовольствием проворчал:
— Через пять дней — Вход Господень в Иерусалим. Чего доброго, король Франции получит благословение свыше и быстро долетит до Святой Земли.
— И что? — хмыкнул Ричард. — Войдет в Иерусалим на белом осляти? Не смеши меня, Кёрдур, Филу — не Господь!
— Да уж, далеко не Господь, — согласился тамплиер.
В Лазареву субботу Ричарду еще раз было доложено о полной готовности кораблей и воинства к отплытию из Мессины. Но на другой день море снова разгулялось. Лишь к вечеру Великого вторника на небе вновь засияло жаркое весеннее солнце и валы волн ушли на восток, зазывая крестоносцев следовать за ними. Выйдя на берег вдвоем с Беренгарией, Ричард вдыхал полной грудью зовущий морской воздух, чувствуя во всем теле великопостную легкость, и сказал счастливым голосом:
— Завтра, любовь моя!
Глава тринадцатая
СОЛНЦЕ РАДУЕТСЯ ВЕЛИКОЙ СРЕДЕ, ВЕТЕР ЯВЛЯЕТСЯ НА ВЕЛИКИЙ ЧЕТВЕРГ, БУРЯ ПРАЗДНУЕТ ВЕЛИКУЮ ПЯТНИЦУ
Как и все предыдущие дни, Ричард и в Страстную среду проснулся на рассвете, помолился вместе с греческими монахами, получил благословение у игумена и приступил к сборам в дорогу. Первым от пристани отчаливал огромный бюсс [52] , на котором в сопровождении целого войска должны были плыть принцесса Беренгария и вдовствующая королева Сицилии Иоанна. Ричард, как водится, намеревался плыть позади своего флота на легком энеке, в окружении небольшого количества приближенных. Он намеренно разлучался с невестой, чтобы сейчас, на Страстной седмице, не сходить с ума от ее красоты.
52
Бюсс — трехмачтовое парусное судно двойной грузоподъемности и без гребцов.
— Смотри, Беранжера, — говорил он, провожая милую на борт корабля, — какой сильный попутный ветер пришел за нами сюда в Мессину. Вот увидишь, он быстро понесет нас, и через пару дней неподъемный бюсс, как легкая ласточка, доставит тебя к заветному берегу Сирии. Только представь себе: утро Великой субботы, крестоносцы, осаждающие Сен-Жан-д’Акр [53] , пребывают в предвкушении праздника Пасхи. В их сердцах возрастает ожидание чего-то прекрасного и великого. И тут появляемся мы с тобой — король Англии и его несравненная невеста. Мы празднуем Светлое Христово Воскресение, затем ангелы-хранители ведут нас, мы захватываем Сен-Жан-д’Акр и тотчас, на крыльях победы, движемся к Святому Граду. И вот уже он — наш! И мы играем нашу долгожданную свадьбу в освобожденном Иерусалиме, нас венчают в храме Гроба Господня подле сладчайшего камня, на коем Он лежал и воскрес, смертию смерть поправ… Ты видишь это, любимая?
53
Сен-Жан-д’Акр — так во времена крестоносцев называлась Акра, нынешняя Акко.