Ричард Львиное Сердце
Шрифт:
Таким образом, коронации предшествовали добрые предзнаменования. Каждый надеялся, что с воцарением Ричарда наступят какие-то послабления, ибо все устали от правления, обратившегося в тиранию, особенно в Англии. Генрих был королем мудрым и, как принято выражаться в наше время, благоразумным. Но мало-помалу его власть становилась все более самодержавной. А с тех пор, как Алиенора была лишена власти и заменена красавицей Розамундой, воля короля и вовсе лишилась какого бы то ни было противовеса. Коль скоро король оказался там же, где и его любовница, что еще оставалось королеве-матери, как не угождать народу да проторивать пути для сына, которого она называла Ришар Пуатевинец: хотя Ричард и родился в Оксфорде, он не очень-то много хаживал по английской земле, ибо покойный король
Когда Алиенору освободили, ей было шестьдесят семь лет. Старость, до которой она дожила, стала для нее порой мудрости, решений, исполненных зрелости и рачительности, ибо она никогда не теряла связь с миром, а период вынужденной бездеятельности сумела превратить во время размышлений. До самой своей смерти в 1203 году она выказывала черты той «жены несравненной», которую прославил Ришар де Девиз: «Королева Алиенора, жена несравненная, прекрасная и целомудренная, властная и скромная, смиренная и речистая, что весьма редко встречается в женщине, и еще двоих королей она имела мужьями и двоих королей сыновьями, и не знала она ни истощения сил, ни бездеятельности…»
Бенедикт из Питерборо, или, вернее, тот, кто написал «Gesta Henrici» («Деяния Генриха»), чрезвычайно зоркий свидетель эпохи, хорошо передает общие ожидания в стране перед воцарением Ричарда: «Все королевство радовалось восшествию герцога на престол, ибо всяк уповал по милости его обрестись в лучшем положении». Вот еще одна цитата о том же: «Чудное дело: солнце закатилось, а ночь не наступила». Или вот такая витиеватая игра словами, во вкусе той, любившей каламбуры, эпохи: «В самом деле, верно, что ночь не настала, хотя солнце зашло, но это потому, что солнечный луч дотянулся до почвы и осветил ее всю так, что само солнце показалось слишком ясным и слишком далеким: более того, в час, когда солнце закатилось за горизонт, этот луч его не познал ни падения, ни затмения, явившись сам тотчас как бы ядром солнечным, и солнце явилось в сем ядре явственно повторенным, и луч нового солнца сего, без всякого покрова облачного, без какого-либо ущерба преграждающего, явился много более великим и более светлым… Отец был солнцем, а сын — лучом».
Вот в такой, быть может, слишком мудреной, хотя и не лишенной блеска, литературной манере монах-летописец передает общее настроение, с которым Англия ожидала Ричарда. Среди прочего, хронист приводит такое разъяснение: «Итак, сын, взойдя над горизонтом, продолжил добрые труды своего отца, прекращая те, что были дурны. Тех, кого отец обездолил, сын восстановил в их былых правах. Сосланных вернул из изгнания. Закованных отцом в железа, сын отпустил целыми и невредимыми. Тех, кому отец определил различные кары во имя правосудия, сын помиловал во имя благочестия».
Ричард между тем пристал к английскому берегу в воскресенье после празднования Успения Богородицы и высадился в Портсмуте, тогда как его брат Джон причалил в Дувре. Король был встречен духовенством и народом с «почестями и выражениями преданности». Его путь лежал через Винчестер и Солсбери. Там праздновалось бракосочетание одного из преданнейших слуг Плантагенетов, Андре де Шовиньи, в присутствии епископа Гилберта Рочестерского и королевы Алиеноры: Андре брал в жены ту самую Денизу, отцом которой был Рауль де Деоль и которую некогда так заботливо охраняли из-за чрезвычайной озабоченности отца, а ныне вдову Бодуэна де Ревера, ставшего тогда ее супругом. Она унаследовала домен Шатору с его совладениями в Берри.
Потом, не теряя из виду забот, связанных с предстоящим крестовым походом, Ричард оценил состояние всей королевской казны, унаследованной от отца: результаты учета хронисты оценивают по-разному: 90 тысяч ливров золотом и серебром,
Пока продолжались приготовления к коронации, Ричарду пришлось решать и более запутанные дела, в частности тяжбу, возникшую в связи с возведением своего брата Джеффри в архиепископы Йоркские. Об этой тяжбе мало что можно сказать определенного, кроме того, что она так и осталась не совсем улаженной, хотя каноники собора в Йорке уже избрали Джеффри на кафедру и торжественно интронизовали. Но из-за двойного сопротивления архиепископа Губерта Готье и королевы Алиеноры, которая не любила этого бастарда своего мужа, статус Джеффри оставался несколько сомнительным. 29 августа Джон обвенчался с Эйвис (Изабеллой) Глостер, и повторилась уже знакомая нам ситуация — церемония дала случай царственному брату жениха осыпать последнего своими щедротами: Ноттингем, Уоллингфорд, Тикхилл и многие английские замки с их доменами присоединились к материковым владениям младшего брата, пожалованным прежде.
Венчание Ричарда на царство свершилось 3 сентября 1189 года в Вестминстере; как и подобало, он принял освящение от архиепископа Кентерберийского, которому помогали Готье, архиепископ Руанский, Иоанн, архиепископ Дублинский, архиепископ Трирский, которого звали Фульмар или Формаль (точно неизвестно), святой епископ Гуго Линкольнский и почти все прелаты Англии, как епископы, так и аббаты, в том числе предстоятель из Риво и настоятель монастыря Сан-Дени во Франции аббат Гуго Фуко; не менее впечатлял и кортеж из баронов, в котором были заметны не только брат короля Джон, ставший графом Мортэнским и Глостерским, но также Роберт Лестерский, который совсем недавно был в ссылке, Гийом ле Марешаль, ставший, благодаря браку, графом Стригилским, король Шотландии с братом Дейвидом, графом Хантингдонским. Из числа служивших отцу нового короля выделялся бывший юстициарий Англии Ренуф де Глянвилль, обласканный Ричардом, несмотря на рвение, с которым он надзирал за королевой Алиенорой во время ее опалы, до тех пор, пока ей не была предоставлена резиденция. Короче говоря, «едва ли не все аббаты, приоры, графы и бароны Англии при сем присутствовали», как замечает Роджер Ховденский.
Что и говорить, церемония весьма пышная. Ее с репортерской точностью, во всех деталях, зафиксировал для нас один из хронистов, Бенедикт из Питерборо. Не будь Ричарда, мы, быть может, мало что знали бы об английском обряде венчания на царство: похоже, что текст Бенедикта был первым описанием этого ритуала.
Итак, епископы, аббаты и клирики, по большей части в пурпурных шапках, с крестом во главе шествия, со свечами и кадилами, двинулись чередою ко вратам королевских палат и там, приняв Ричарда, ввели его в Вестминстерскую церковь и проводили к алтарю; торжественное шествие сопровождалось песнопениями. Во главе шли клирики в белых облачениях, неся святую воду, крест, свечи и кадила. Потом шли аббаты, за ними следом епископы. Их сопровождали четыре барона, которые несли канделябры со свечами.
Далее шествовал Жан ле Марешаль, неся в руках две большие шпоры из королевской сокровищницы. Подле него шел Жоффруа де Люси и нес королевскую скуфью.
За ними двигались два графа — Гийом ле Марешаль, граф Стригилский и Уильям, граф Солсбери. Один из них, Гийом ле Марешаль, нес королевский скипетр, вершина которого была увенчана золотым крестом. Второй, Уильям, граф Солсбери, нес королевский жезл, с голубем на вершине.
Вслед за ними шли три графа: Давид, брат короля Шотландии, граф Хантингдонский, Роберт, граф Лестерский, и, посредине, Джон, граф Мортэнский и Глостерский; они несли три меча с золотыми украшениями из королевской сокровищницы. Следом шли шесть графов и баронов, которые несли столик с королевскими инсигниями и облачениями.
Шествие замыкал Уильям де Мандевилль, граф Омальский и Эксетерский, с золотой короной в руках. Наконец появился сам Ричард, герцог Нормандский; по правую руку от него находился Гуго, епископ Даремский, по левую — Регинальд, епископ Батский. Над Ричардом несли шелковый полог. Затем вся процессия вошла в храм и остановилась около алтаря. Воображению представляется безмолвное, но торжествующее присутствие королевы Алиеноры, которая и устроила коронацию, предусмотрев все подробности церемонии…