Риданские истории
Шрифт:
– Эй, летописец, ты с нами? – хлопнул по плечу Гарольда весельчак Хью. – Бьюсь об заклад, здесь мы увидим нечто такое, о чем ты с радостью потом прочтешь из дневника своей мамаше! – Хью расхохотался, и его гогот подхватили остальные матросы.
Грин не ответил, но и не обиделся. В шутках Хью не чувствовалось злобы, в отличие от дерзких речей Трэвиса Лонга. Гарольд быстро расправился с остатками жареной рыбы на завтрак и поднялся на ноги, стряхнув песок со штанин.
– Несомненно, я предпочту прогулку бестолковому нахождению в лагере, – наконец сказал он, конкретно ни к кому не обращаясь. – Какой путешественник откажется от экскурсии по неизведанным
Хью пожал широкими плечами и провел большим пальцем по лезвию своего кортика, проверяя его на остроту. Послышался еле уловимый стальной звон, и Хью с удовлетворенным видом убрал оружие в ножны.
– Боюсь, уважаемый мистер Грин, эта «прогулка», как вы ее называете, не совсем прогулка, – возразил Уилфред, затягивая потуже кожаный пояс на своих бриджах. – Никто не может гарантировать вам безопасность в незнакомых местах, поэтому подумайте, прежде чем принимать это решение.
– Я могу постоять за себя, мистер Росс, и не обременю вашу команду излишними трудами и заботами, а…
Он не успел договорить, как его слова перебил возглас Кори:
– С-смотрите у б-берега, там! – юноша указывал в сторону волнующегося моря.
Все обратили свои взгляды туда, где волны набегали на песчаную сушу. Стихия выплюнула на берег что-то темное и громоздкое, посылая выжившим во вчерашнем шторме то ли подарок, то ли какой-то знак. Рядом на песке вздрагивал на ветру какой-то треугольный предмет.
– О, Боже, нет! – срывающимся голосом воскликнула Люси спустя мгновения тишины и опрометью помчалась к воде. За ней тут же бросились Уилфред и Кори-заика. Остальные матросы недоуменно переглянулись и неторопливо вышли из-под навеса.
– Не хотелось бы показаться невежливым, господа матросы, – медленно проговорил Гарольд, – но если бы вы были более зоркими, то усекли бы враз, что там на берегу мертвое тело вашего капитана.
– Ба! И правда! – нервно почесал макушку Хью. – Теперь я определенно различаю капитанскую треугольную шляпу! Скорее, поможем оттащить тело капитана Джонса подальше от волн, пока его смыло обратно!
Оставив Грина одного, матросы со всех ног бросились бежать к остальным.
Люси безудержно лила хрустальные слезинки над телом отца, опутанным склизкими водорослями. Никто не смел тревожить ее в минуты горя напрасными словами. Выместив свою боль из души слезами, Люси вытерла покрасневшие глаза и сдавленно проговорила:
– У отца должна быть могила…
– Конечно, Люси, – как можно мягче произнес Уилфред и после тихо обратился к матросам: – Отнесите тело к ближайшим деревьям и выройте чем-нибудь яму для погибшего капитана. Я пока сделаю хоть какой-то крест из ветвей.
– Конечно, Уилф, – с пониманием ответил Трэвис. – А ну, ребята, взяли!
Люси, обхватив себя за плечи, возвратилась в лагерь, где все это время скучал Гарольд. Он пристроился на песке, подложив под голову сундук с золотыми монетами, словно подушку. Легонько постукивая пальцами по круглым часам на цепочке, он поднес их к уху, а затем с недовольным видом спрятал во внутренний потайной карманчик своего кожаного жилета. Заметив появившуюся девушку, он проговорил с неподдельной горечью в голосе:
– Я буду скорбеть вместе с вами, мисс Люси.
– Благодарю, Гарольд, но я справлюсь с этим сама.
На этом их беседа оборвалась, и в воздухе повисло молчание. Невеселые мысли в голове Люси с каждым часом становились мрачнее от непрекращающегося на море шторма, осаждающего побережье буйными волнами. Ей совсем не хотелось разговаривать.
После коротких сборов Уилфред вместе с матросами Трэвисом, Сэмюэлем и Кори-заикой покинули свой лагерь на побережье
– В моей заднице свербит уже от этой непогоды, – пророкотал Трэвис, когда команда входила в дохлую рощу над побережьем. Морской соленый ветер слегка поутих среди деревьев, но в воздухе ощущалась сырая прохлада. – Черные тучи враз скрыли солнце, когда мы шли на полных парусах в полумиле от этого проклятого острова, и вот уже целые сутки не унимается шторм. Чертовщина какая-то!
Сэмюэль ободряюще похлопал его по плечу. Он редко говорил, предпочитая словам тишину и уединение. Но еще больше он любил море, такое непредсказуемое и манящее бескрайними просторами. Любил так, что нашел в себе силы простить стихию за то, что преподнесла им одно из тех испытаний, в которых выживает лишь сильнейший. Пожалуй, Сэмюэль Перес единственный из всей уцелевшей команды, кто со спокойной душой принял судьбу именно такой.
– Трэвис, ты ведешь себя, словно брюзжащий старик, – упрекнул его Уилфред. – Не припомню, чтобы ты боялся дождя или ветра.
– Речь не о моих страхах, Уилф, а о том, что все это ненормально. Помяни мои слова – мы еще хлебнем здесь горя.
– К-как-кого т-такого горя? – встревожился Кори, плетущийся в паре шагов позади всех.
– Не обращай внимания на Трэвиса, – усмехнулся Уилфред, спеша успокоить навострившего уши юношу. – Он любит сгущать краски для пущего эффекта, пора бы уже привыкнуть.
– Ничего я не сгущаю, говорю, как чувствую! – отрезал матрос и с силой рубанул наотмашь кортиком по густому кустарнику. Из среза на тонкой ветви тут же брызнул бурый сок, оставив жирный след на лезвии ножа. Трэвис поднес кортик к лицу и втянул носом легкий запах, исходящий от густых капель. – Воняет, точно дохлая крыса. Если я когда-нибудь захочу отравиться насмерть – вернусь на остров и наемся листьев с этого паршивого куста.
Перебрасываясь колкими фразами, они продвигались вглубь рощи, и только спустя четверть часа стали замечать, что многие деревья имели необычную для глаза причудливую форму роста. Все они были невысокие и имели раздвоенный у корня ствол, как будто деревья поднимались из земли на двух толстых ногах. Кора их была гладкой и серой, без шероховатостей, но кое-где попадались одинокие выпуклые наросты, будто надетые карнавальные маски. Почти голые и тонкие ветки-отростки шевелили редкими клиновидными листочками, и создавалось ощущение поздней осени, когда все листья облетают вниз, усыпая землю. Однако земля вокруг оставалась не тронутой листопадом, к тому же, в конце июля, по крайней мере в этих краях, никакого листопада и в помине быть не может.
Матросы шли на север. Компас Уилфреда вновь исправно работал, и стрелка без сбоя указывала направление. Жидкая в самом начале роща постепенно становилась плотнее и гуще. Все больше встречалось различных кустарников неизвестных сортов. Все без исключения были без цветков или ягод. Но оно и к лучшему – не было повода соблазниться попробовать их на вкус, рискуя слечь с больным животом.
Спустя какое-то время блуждание закончилось. Команда выбралась на поросшую мелкой травой холмистую местность, которая постепенно менялась, переходя в скалистую твердь. Холмы сменялись окаменелыми возвышенностями, громоздкими обломками отколовшихся горных пород и высокими скалами, словно копья, взметнувшиеся остриями в хмурое темно-серое небо.