Рикошет
Шрифт:
— Не могу поверить, как опустился до того, что нанял такого…
— Грязного проныру, — нетерпеливо закончил Дункан. Прямого ответа он еще не получил. — Рекомендательных писем Наполи с собой не носил, и все-таки вы его наняли. Наняли, чтобы следить за своей женой. Зачем?
— Опять-таки, причина банальна. Старейшая в мире. — Судья грустно посмотрел на Дункана.
— Она вам изменяла.
Дункан не предполагал, что человек с характером судьи может улыбаться столь жалкой улыбкой; хотя, конечно, рогоносцы — одни из самых жалких
— У меня возникли подозрения, — ответил судья. — Но прежде, чем вы узнаете от меня хоть что-нибудь, имейте в виду: это случилось далеко не вчера. В прошлом году.
— Ясно.
— С этим покончено, и сейчас она мне верна, — настаивал он.
— Ясно.
Довольный тем, что он прояснил этот важный момент, судья продолжил:
— Несколько месяцев я пытался не замечать признаков.
— Каждый вечер у нее болела голова?
— Нет, — хохотнул судья. — Элиза всегда была страстной в постели, даже когда мои подозрения сильно обострились. Мы испытывали друг к другу неиссякаемую сексуальную жажду.
Дункан постарался сохранить на лице безразличие; но даже если бы попытка вышла неудачной, судья все равно бы ничего не заметил — его захватили воспоминания.
— Здесь было другое, — сказал он. — Классические признаки. Звонки по телефону, когда, по ее словам, ошибались номером. Она опаздывала к обеду или ужину и не могла толком объяснить почему. Время свидетельствовало против нее.
— Похоже, она встречалась с любовником. — Дункан испытал какое-то злорадное удовольствие, высказав Лэрду свои сомнения насчет того, что Элиза испытывала к мужу неиссякаемую сексуальную жажду.
— Мне тоже так показалось. И эта мысль не давала мне покоя. Я не мог думать ни о чем другом. Если это было правдой, я должен был все выяснить и узнать, кто он.
— И вы решили прибегнуть к услугам Мейера Наполи.
— Это лишь свидетельствует о глубине моего отчаяния. В офис к нему я идти отказался. Мы встретились вечером на развязке. Я отрабатывал повороты, а он тем временем задавал обычные для такого дела вопросы. Знаю ли я, кто ее любовник? Как давно они встречаются? — Он с отвращением тряхнул головой. — Я не мог поверить, что обсуждаю свою жену с подобным типом. Эти выражения, вульгарные словечки — я не мог применить их к Элизе. Все это казалось настолько неправильным, что я хотел тогда же прекратить дело. Но, — со вздохом продолжил он, — я зашел слишком далеко, а незнание причиняло мне боль. Поэтому я заплатил ему требуемую сумму в качестве аванса и уехал. Тогда я видел его в последний раз.
Дункан следил за рассказом и угадывал в нем почти каждое слово еще до того, как его произносил судья. За время работы в полиции он наслушался немало подобных историй. Страсть ведет к собственничеству и ревности, а заканчивается все нанесением увечий различной степени тяжести, а нередко и убийством.
Но последняя фраза судьи выбивалась из общего хода рассказа.
— Видели его в последний раз? Наполи
— Смог, — напряженно сказал судья.
— У нее был любовник.
— Не знаю.
— Простите, судья. Вы меня запутали.
— Наполи связался со мной, — пояснил тот. — Он следил за Элизой во время нескольких тайных свиданий. Выяснил, кто этот мужчина. Записал время и место встреч. Но… я не дал ему договорить. Не мог больше слушать. Не хотел доказательств ее измены.
— Необычная реакция, судья, — медленно сказал Дункан. — Муж, возможно, и узнает все последним, но узнать он все-таки хочет.
— От этого я бы не стал любить ее меньше. Я бы не расстался с ней.
«А убить ее тебе бы захотелось?» — подумал Дункан.
— Значит, подробностей этих тайных свиданий вы так и не узнали?
— Нет, — покачал головой судья. Очевидно, воспоминания причиняли ему боль.
— А она знает о том, что вам все известно?
— Нет. Я не хотел, чтобы она знала о том, до какой низости я опустился: нанял детектива шпионить за ней. Мне было стыдно. И потом, через несколько недель после того, как я отказал Наполи, это было уже неважно.
Дункан непонимающе сморщил лоб:
— Она перестала ходить к нему на свидания?
— В каком-то смысле да. — Помедлив, судья добавил: — Элиза изменяла мне с Коулманом Гриэром.
Даже в середине дня в «Белом фраке» было темно, как в глухую ночь. Темноту рассеивали только сверкавшие на костюме танцовщицы стразы и розово-голубые звезды, покрывавшие потолок.
До прихода толпы, каждую субботу с наступлением темноты заполнявшей зал, было еще далеко. Вдоль полукруглой сцены расположились несколько посетителей. Они потягивали напитки и увлеченно следили за танцовщицей. Лишь один свистел и бурно хлопал в такт.
Савич занимал нишу в задней части клуба, вдали от сцены — чтобы не мешала громкая музыка. Он сидел на диванчике у стены, лицом к залу. Он никогда не оставлял спину открытой.
Он увидел, как официантка в бюстгальтере из черных перьев и кожаных гамашах показывает Элизе дорогу среди хаоса пустых столиков и стульев. Когда они подошли к его нише, он жестом пригласил Элизу садиться.
— Вам принести что-нибудь, мистер Савич? — спросила официантка.
Он вопросительно взглянул на Элизу. Она покачала головой.
— Уверена? — спросил он. — Извини, если обижу, но вид у тебя измотанный, самое время выпить.
— Нет, спасибо.
Он отмахнулся от официантки:
— Нас не беспокоить.
На обратном пути она особенно старалась вилять обнаженным задом.
— Новенькая. Старается попасть в танцовщицы. — Улыбнувшись, он повернулся к Элизе: — Прости, что тебе пришлось так далеко идти. Кении сказал, у тебя что-то срочное.
— Спасибо за то, что так быстро согласился со мной встретиться.