Рикша
Шрифт:
Даже мысли о Хуню отошли теперь на второй план. Но стоило взглянуть на копилку, и Сянцзы думал: нет, нельзя поступать легкомысленно! Нельзя! На покупку коляски не хватает всего нескольких десятков юаней. Грех бросать на ветер деньги, доставшиеся с таким трудом. Надо идти своей дорогой! Но как быть с Хуню? Выхода нет. И он с тоской вспоминал о двадцать седьмом числе. И тогда, охваченный отчаянием, сжимал копилку и шептал: «Будь что будет, а деньги эти мои! С ними мне ничего не страшно. Станет невмоготу, плюну на все и сбегу. Лишь бы денежки были!»
На улицах становилось все оживленнее, сновали разносчики, со всех сторон неслось: «Сладости! Покупайте сладости!»
Но у Сянцзы
Во второй половине того дня, когда все совершают жертвоприношения духам и предкам, с востока подул сильный ветер. Небо заволокло тучами, и неожиданно потеплело. К вечеру ветер утих, редкими хлопьями повалил снег.
Торговцы заволновались. Потеплело! Снег! Придется посыпать сладости сахарной пудрой, чтобы не слиплись. Вскоре снег повалил сильнее, и вмиг вся земля побелела. После семи часов вечера начались жертвоприношения. Всюду курились благовония, взрывались хлопушки; снегопад придавал празднику особую таинственность. Пешеходы и пассажиры на колясках заволновались: все торопились домой, чтобы принести жертвы предкам, но земля была мокрая, скользкая, и рикши не решались быстро бежать. Торговцы спешили распродать праздничные угощения. Их выкрики оглушали прохожих.
Было около девяти вечера, когда Сянцзы вез господина Цао из западной части города. Проехали Сиданьпайлоу, самый оживленный район, и повернули на Чанъаньцзе.
Здесь было«спокойнее. Припорошенные снегом тротуары сверкали при свете фонарей.
Неожиданно вынырнула машина, фары осветили дорогу, и падающие снежинки стали похожи на золотистый песок. Дорога перед Синьхуамэнем, и без того широкая, от снега казалась еще шире. Она поражала простором и белизной, вызывая чувство безотчетной радости. Дома в районе Чанъаньпайлоу, ворота Синьхуамэнь с лепными карнизами, Красная стена, величественные колонны – все оделось в белый наряд. Освещенные фонарями памятники молчаливо стояли, олицетворяя собой величие древней столицы. Казалось, Бейпин вымер, остались только дворец да сосны, безмолвные под снежным покровом.
Но у Сянцзы не было времени любоваться пейзажем. Глядя на снежную, сверкающую словно яшма дорогу, расстилавшуюся перед ним, он думал лишь о том, как бы скорее попасть домой. За ровной, белой, безлюдной улицей ему чудились ворота господского дома. Однако быстро бежать он не мог. Снег был неглубокий, но прилипал к подошвам, и стряхнуть его было невозможно. Тяжелые хлопья летели в лицо, слепили, плотным слоем легли Сянцзы на плечи, и вскоре одежда его промокла насквозь.
В этом районе было не так оживленно, лишь издалека доносились взрывы хлопушек и высоко в небе рассыпались разноцветные огни. А потом становилось еще темнее. И страх западал в душу. Хотелось бежать быстрее, но Сянцзы не мог, как на грех.
Особенно раздражал его велосипедист – он увязался за ним еще в западной части города.
Подъехали к Сичанъаньцзе. Здесь было тише, и Сянцзы острее почувствовал за спиной преследователя. Он даже слышал, как скрипит снег под колесами велосипеда. Подобно остальным рикшам, Сянцзы терпеть не мог велосипедистов. К машинам он тоже не питал особой симпатии, но те хоть сигналят, можно посторониться. А велосипедисты норовят проскочить в любую щель, мечутся
Сянцзы так и подмывало рывком остановить коляску – пусть негодяй на нее налетит и плюхнется на землю. Но он не отваживался – рикша все обязан терпеть. Перед тем как остановиться, он должен крикнуть: «Стоп!»
Подъехали к Наньхаю. Дорога здесь довольно широкая, однако велосипедист продолжал ехать сзади, не обгонял, но и не отставал ни на шаг. Сянцзы вышел из себя, нарочно остановил коляску и начал стряхивать снег. Велосипедист тихо проехал мимо, обернулся и поглядел на него. Сянцзы подождал, пока велосипедист скроется из виду, и лишь тогда двинулся с места, выругавшись:
– Чтоб ты провалился!
В силу своего «демократизма» господин Цао не пользовался утепленным верхом, да и брезентовый велел поднимать лишь в дождь. Сейчас, когда шел небольшой снежок, господин Цао не счел нужным от него укрываться, к тому же ему хотелось полюбоваться ночным заснеженным городом. Он тоже обратил внимание на преследователя и, когда Сянцзы выругался, тихо сказал:
– Если он не отстанет, проезжай мимо дома прямо на Хуанхуамэнь, к господину Цзоу.
Сянцзы встревожился. Он вообще не любил назойливых велосипедистов, но не думал, что среди них попадаются опасные люди. Но раз господин Цао не решается подъехать к собственному дому, значит, от этого мерзавца можно ждать чего угодно. Пробежав несколько десятков шагов, Сянцзы снова наткнулся на преследователя, тот явно поджидал коляску, потому что пропустил их вперед. Окинув его внимательным взглядом, Сянцзы наконец понял: это сыщик. Ему частенько доводилось встречать этих типов в чайных, и, хотя дела с ними он ни разу не имел, хорошо знал, как они выглядят: неизменно в синих халатах и низко надвинутых фетровых шляпах.
Когда подъехали к Наньчанцзе, Сянцзы на повороте оглянулся: велосипедист не отставал. Сянцзы побежал быстрее. Дорога тянулась прямая, длинная, белая, вокруг – ни души, лишь холодные фонари по сторонам да преследователь позади! Сянцзы не приходилось бывать в подобных переделках, от волнения он весь взмок. Подъехав к парку с западной стороны, он снова оглянулся: сыщик был почти рядом. У дома хозяина Сянцзы чуть замедлил бег, но господин Цао ничего не сказал, и он побежал дальше. Свернул в маленький переулок – велосипедист за ним! Выехал на улицу – тот снова сзади! Только тут Сянцзы сообразил: чтобы проехать на Хуанхуамэнь, не нужно было сворачивать. Мысли путались, и он ругал себя. Лишь когда миновали Цзиншань, велосипедист свернул в сторону Хоумэня и исчез. Сянцзы вытер пот. Снегопад кончился, и Сянцзы залюбовался кружившими в воздухе редкими снежинками: они опускались мягко и не слепили, как пороша.
– Куда теперь прикажете? – спросил Сянцзы, обернувшись.
– К господину Цзоу. Если кто-нибудь обо мне спросит, скажешь: «Такого не знаю!»
– Хорошо. – Сердце Сянцзы тревожно забилось, но пускаться в расспросы он не посмел.
У дома Цзоу господин Цао велел Сянцзы вкатить коляску во двор и быстро закрыть ворота. Господин Цао держался стойко, хотя и был взволнован. Он вошел в дом, но вскоре вышел вместе с господином Цзоу: это был близкий друг хозяина, и Сянцзы его знал.
– Сянцзы, – быстро проговорил господин Цао, – домой поезжай на машине, скажи госпоже, что я здесь. Пусть тоже едет сюда. Только на другой машине, не на той, на которой поедешь ты. Понял? Отлично! Передай госпоже, чтобы захватила самые необходимые вещи и несколько картин из кабинета. Ясно? Я сам позвоню госпоже, а ты еще раз напомни. Боюсь, она разволнуется и все забудет.